Читаем Суд королевской скамьи, зал № 7 полностью

— Мы передали дело нашим адвокатам и проконсультировались с Исраэлом Мейером — вы, вероятно, согласитесь, что это один из лучших нынешних барристеров. Кроме того, мы выбрали Мейера потому, что он еврей и должен симпатизировать вашей позиции. Во всяком случае, я созвал специальное заседание правления, чтобы принять решение.

— Но я не вижу, что тут решать, — сказал Шоукросс. — С каждым днем мы узнаем о Кельно что-то новое. Какое может быть решение, когда у нас нет выбора?

— Тогда наши с вами мнения, Дэвид, существенно различны. Мы выходим из этого дела.

— Что?!

— Мы дали указание нашему адвокату встретиться с людьми Смидди. Они согласны уладить дело, если мы заплатим около тысячи фунтов и принесем извинения в открытом судебном заседании. Рекомендую вам последовать нашему примеру.

— Арчи, я просто не знаю, что сказать. Неужели вы это серьезно?

— Совершенно серьезно.

— Но разве вы не понимаете, что, договорившись с нами поодиночке, они уничтожат Абрахама?

— Дорогой мой Дэвид, мы с вами стали невинными жертвами дурака-писателя, который не смог толком разобраться в фактах. Почему вы должны отвечать за то, что Кейди оклеветал уважаемого английского врача?

Дэвид с шумом оттолкнул стул, вышел из-за стола и подошел к схемам на стене.

— Посмотрите, Арчи. Это только за последние несколько дней. Вот показания человека, который был кастрирован.

— Послушайте, Дэвид, я не буду с вами спорить. Мы сделали то, что должны были сделать. И Пирсон, и наши адвокаты, и наш барристер, и члены моего правления изучили всю информацию и пришли к единодушному решению.

— И ваше личное мнение с ним совпадает, Арчи?

— Я возглавляю акционерную компанию.

— В таком случае на вас, Арчи, лежит долг перед обществом.

— Чепуха. Все акционеры одинаковы. Я молчал, когда вы превратили свое издательство в сыскное агентство. Я не стал указывать на вас пальцем и говорить, что именно вы втянули нас в эту историю. И я еще раз говорю вам — бросьте это дело.

Шоукросс рывком вынул сигару изо рта.

— Извиняться перед сукиным сыном, который отрезал яйца у здоровых людей? Ну нет, сэр! Вам надо бы читать кое-что из того, что печатают ваши типографии.

Арчибальд Чарлз открыл дверь.

— Приходите завтра с Лоррейн к нам обедать, а потом в театр.

Ответа не было.

— Да бросьте вы, Дэвид. Ведь мы с вами не допустим, чтобы это испортило наши отношения?

<p>4</p>

В последние несколько недель отношения между Шоукроссом и его зятем Джеффри Доддом стали заметно прохладнее. Пэм и Джеффри явно считали, что он тратит на Кельно слишком много времени. Шоукросс решил, что надо бы поправить дело, пригласив их в свой загородный дом у моря, в Рамсгете.

План новых публикаций на осень был довольно убогим, да и на весну ничего особо перспективного не предвиделось. Раньше в такие мертвые промежутки Шоукросс ухитрялся, проявив поистине сверхъестественное чутье, разыскать какую-нибудь темную лошадку, которая потом попадала в список бестселлеров. Однако теперь все его время уходило на громадную переписку, переводы писем и попытки достучаться до коммунистических посольств. На этот раз ежегодного чуда Шоукросса ожидать не приходилось.

Дело Кельно возникло в самый неподходящий для издателя момент. Он чувствовал, что стареет, и хотел бы все больше времени проводить в Рамсгете, занимаясь только редактированием и работой с новыми авторами. С остальными издательскими делами прекрасно справлялись Джефф и Пэм, а теперь, когда на семейную фирму пришел работать и их сын Сесил, за ее будущее можно было не беспокоиться.

Джефф и Шоукросс, как много раз за последние десять лет, прогуливались у подножья прибрежных меловых скал, обсуждая дела фирмы, заказы на бумагу, прием и увольнение сотрудников, контракты, графики, планы участия во Франкфуртской книжной ярмарке и замыслы новых книг.

Шоукросс ткнул тростью в песок:

— Я все еще не могу прийти в себя от этого удара со стороны Арчи.

— Может быть, это знамение, — сказал Джефф.

Дэвид озабоченно посмотрел на него. Он всегда считал, что хорошо знает Джеффри и может положиться на его безоговорочную преданность.

— Ну-ка, выкладывай, Джефф. Что у тебя на уме?

— У нас не было ни одной выигрышной книги после… ну да, после «Холокоста». За следующий роман Абрахам сядет только через год, еще год будет его писать, плюс шесть месяцев на то, чтобы мы его выпустили. Обычно, когда мы оказывались в таком положении, ты лез в карман и доставал что-нибудь подходящее.

Шоукросс что-то проворчал и швырнул окурок сигары в воду.

— Я знаю, что ты собираешься сказать. Что надо найти себе крышу — слиться с какой-нибудь богатой фирмой. Ну и кому ты будешь продаваться? Производителю туалетной бумаги? Мыльному фабриканту? Или нефтяному магнату, который хочет видеть своего идиота-сына издателем?

— Но это позволило бы нам выпускать не десять книг в год, как сейчас, а тридцать, и залучить к себе какого-нибудь Миченера или Ирвинга Уоллеса.

— Я всегда надеялся, что наша фирма останется семейной, но вряд ли это реально, да?

Перейти на страницу:

Все книги серии Классика / Текст

Похожие книги

О, юность моя!
О, юность моя!

Поэт Илья Сельвинский впервые выступает с крупным автобиографическим произведением. «О, юность моя!» — роман во многом автобиографический, речь в нем идет о событиях, относящихся к первым годам советской власти на юге России.Центральный герой романа — человек со сложным душевным миром, еще не вполне четко представляющий себе свое будущее и будущее своей страны. Его характер только еще складывается, формируется, причем в обстановке далеко не легкой и не простой. Но он — не один. Его окружает молодежь тех лет — молодежь маленького южного городка, бурлящего противоречиями, характерными для тех исторически сложных дней.Роман И. Сельвинского эмоционален, написан рукой настоящего художника, язык его поэтичен и ярок.

Илья Львович Сельвинский

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза
В круге первом
В круге первом

Во втором томе 30-томного Собрания сочинений печатается роман «В круге первом». В «Божественной комедии» Данте поместил в «круг первый», самый легкий круг Ада, античных мудрецов. У Солженицына заключенные инженеры и ученые свезены из разных лагерей в спецтюрьму – научно-исследовательский институт, прозванный «шарашкой», где разрабатывают секретную телефонию, государственный заказ. Плотное действие романа умещается всего в три декабрьских дня 1949 года и разворачивается, помимо «шарашки», в кабинете министра Госбезопасности, в студенческом общежитии, на даче Сталина, и на просторах Подмосковья, и на «приеме» в доме сталинского вельможи, и в арестных боксах Лубянки. Динамичный сюжет развивается вокруг поиска дипломата, выдавшего государственную тайну. Переплетение ярких характеров, недюжинных умов, любовная тяга к вольным сотрудницам института, споры и раздумья о судьбах России, о нравственной позиции и личном участии каждого в истории страны.А.И.Солженицын задумал роман в 1948–1949 гг., будучи заключенным в спецтюрьме в Марфино под Москвой. Начал писать в 1955-м, последнюю редакцию сделал в 1968-м, посвятил «друзьям по шарашке».

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Историческая проза / Классическая проза / Русская классическая проза