Суд королевской скамьи

Теперь он стар и не в состоянии ударить меня, и его грязный орган больше не действует.

— Адам! Адам!

— А? Что?

— Адам!

— В чем дело?

— Ты гонишь. На спидометре почти сто миль в час.

— О, прости. Я что-то задумался.

В клинике, как всегда, было полно пациентов, но из Оксфорда на несколько дней приехал Терренс Кемпбелл, так что все было в порядке. Осенью у Терри начнется практика в больнице. Как было бы здорово иметь его в помощниках. Мальчик весь день работает с ним бок о бок; делая уколы, проводя лабораторные исследования, беря анализы, консультируясь со своим учителем относительно диагнозов. Он прирожденный врач.

Наконец ушел последний из пациентов, и они расположились отдохнуть в кабинете Кельно.

— Что ты об этом думаешь? — спросил Адам, поднимая к свету рентгеновский снимок.

Терри пригляделся к нему.

— Тени. И пятно. Туберкулез?

— Боюсь, что рак.

Терри глянул на имя на конверте.

— У этой бедняжки пятеро детей.

— Рак не выбирает, — ответил доктор Кельно.

— Я понимаю, но что станет с детьми? Им придется отправляться в сиротский приют.

— Я хотел бы поговорить с тобой на эту тему. Это часть нашей профессии — справляться со своей слабостью. Если ты хочешь стать по-настоящему хорошим врачом, ты должен найти в себе силы, которые помогут сохранять спокойствие, даже при виде тела друга. Врач, который позволяет себе умирать с каждым пациентом, долго не протянет.

Терри кивнул головой, но продолжал изучать рентгеновский снимок.

— Ну, а с другой стороны, может быть, у нее не рак, а если и опухоль, то она операбельна. Я хочу показать тебе кое-что еще.

Открыв ящик стола, он протянул Терри документ с подколотым к нему чеком на девятьсот фунтов.

— Что это?

— Извинение от полиграфической компании, которое должно быть представлено на открытом судебном заседании. И более того, адвокат Шоукросса встречался с Ричардом Смидди, чтобы обговорить условия соглашения. Насколько я понимаю, Кэди был в Лондоне и они заметались.

— Слава Богу, что скоро все кончится, — сказал Терри.

— Я так рад, что ты помогаешь мне, ты и Стефан. С Кэди я покончу. Я-его достану в любой стране, где вышла в свет его гнусная книжонка. Особенно дорого она достанется американцам.

— Доктор, — мягко сказал Терри, — когда вы начали дело, вы руководствовались только высокими принципами. Сейчас же может создаться впечатление, что вами движет месть.

— Ну и что из этого?

— Искать воздаяния ради самого воздаяния — значит питать зло в своей дуще.

— Перестань цитировать мне оксфордских философов. Чего, по твоему мнению, заслужил Кэди?

— Если он признает свою ошибку и выразит желание исправить ее последствия, тем самым искупив свою вину перед вами, вы можете проявить благородство. Вам не стоит травить его до смерти.

— То же самое благородство я проявил в Ядвиге и в Брикстонской тюрьме. И меня точно так же травили. Не больше и не меньше. Это люди, которым все надо говорить прямо в глаза.

— Но неужели вы не понимаете, что при таком отношении вы ставите себя в один ряд... ну, с нацистами.

— А я думал, что- ты испытываешь гордость, сказал Адам, задвигая ящик стола.

— Так и есть, доктор. Но не унижайте себя, опускаясь до мести. И не думаю, чтобы Стефану этого хотелось.

Сэр Роберт Хайсмит тщательно прореживал густые посадки роз, оставляя к лету только самые здоровые побеги. Это было его любимым занятием в саду на Ричмонд-Сюррей.

— Дорогой, чай готов, — позвала его Синтия.

Он стянул перчатки и направился на веранду своего маленького сельского домика, который двести лет назад был сторожкой у ворот королевского поместья.

— В этом году розы у нас будут великолепны,— пробормотал он.

— Роберт, — сказала его жена, — ты весь уик-энд в какой-то странной задумчивости.,

— Из-за дела Кельно. Непонятная история.

— Вот как? А я думала, что с ним все кончено.

— Как и я. Но внезапно, когда казалось, что Шоукросс уже готов принести извинения в суде, он сделал поворот на сто восемьдесят градусов. Этот парень Кэди приехал в Лондон и собирается дать бой в суде. Шоукросс присоединился к нему. Самое удивительное, что дело взялся вести Томас Баннистер.

— Том? Довольно рискованное для него решение.

— В определенной степени.

— Ты считаешь, что сэр Адам был откровенен с тобой?

— Этому можно было бы только удивляться, не так ли?

11

Иерусалим — апрель, 1966

Услышав звонок в двери своей квартиры на улице Давида Маркуса, доктор Либерман пошел открыть их.

— Я Шимсон Арони, — сказал стоящий на пороге человек.

— Я ждал, что рано или поздно вы найдете меня, — ответил доктор Либерман.

Арони, известный охотник за нацистами, проследовал за доктором в его кабинет. Ему минуло шестьдесят восемь лет, но возраст не давал представления о его истинных возможностях. Несмотря на глубокие морщины, покрывавшие его жесткое лицо, Арони был проницателен, жесток и неутомим. Словно по контрасту с ним, Франц Либерман был мягок, добр и спокоен.

— Я читал материалы, которые вы публиковали в газетах и журналах. Кого вам удалось найти?