Суд над Иисусом

Как умный адвокат, Хаим Коэн не скрывает возможных и даже преступных умыслов у собравшихся судей против арестанта. Саддукеи, возможно, ненавидели его не только за то, что признавал Устную Тору (в их глазах он, возможно, считался одним из фарисеев, каким позднее они видели представшего перед их судом апостола Павла). Но социальная его проповедь не могла не вызывать в них острую злобу (вспомните: «Легче верблюду пройти в игольное ушко…»; «пойди и все, что имеешь, раздай нищим»; «трудно богатому войти в Царствие Небесное» и пр.). Фарисеи же, входившие в состав Синедриона, во-1-х, не могли ему простить отсутствия формального «диплома», и… ну, просто могла быть зависть людей обычных к человеку необыкновенному, сумевшему очаровать массы единственно силой личности — не было у него за спиной ни знатного рода, ни богатства, ни видного положения, ни признанной учености. «И весь народ с утра приходил к Нему в Храм слушать Его» (Лк 21, 38). Свыше было дано то, о чем каждый мечтал из них, но кто ж мог посягать на такое… Т. е. у тех и других могли иметься достаточные мотивы, чтобы — «искали первосвященники и книжники, чтобы взять его хитростью и убить; но говорили: „Только не в праздник, чтоб не произошло возмущения в народе“» (Мк, 14, 1–2).

По сведениям евангелиста, это говорилось всего за два дня до праздника. То есть злодейское умышление к проведению суда и казни могло бы иметь место, но в это время они как раз не хотели преступления, о чем и говорит Марк — даже злодеи среди них (характерно, что в его перечне «умышляющих на убийство» отсутствуют на этот раз как бы неизбежные «фарисеи»). Не хотели суда в праздник вообще, и уж тем более в самую ночь Пасхального Седера! Чем мог обернуться для них смертный приговор, вынесенный вопреки элементарным нормам еврейского права — приговор ночной, вне Храма, без признанных законными свидетелей, с допросом обвиняемого, запрещенным еврейским кодексом… (Хаим Коэн утверждает, что если в римском праве судебное следствие начиналось с допроса обвиняемого, то в еврейском кодексе подобный допрос считался вообще невозможным: «Допрос обвиняемого неслыхан в еврейском уголовном кодексе», — замечает он, добавив, что нигде и никогда подобной процедуры в известных истории еврейских судах не знают.)

Коэн нашел еще две любопытные детали в евангельских рассказах о процессе, на которых, по-моему, никто до него внимания не обращал.

Первая. Задав вопрос Йешуа — «Ты ли Христос (т. е. Машиах), сын Благословенного» и получив ответ: «Я. И вы узрите Сына Человеческого, сидящего одесную Силы и грядущего на облаках небесных» (Мк 14,61–62), «первосвященник разодрав одежды свои, сказал: „Вы слышали богохульство? Как вам кажется?“» Внимание Коэна привлекла процедура разрывания одежды первосвященником. Как правило, обычные читатели Евангелий считали, что ритуальное разрывание одежды и означало вынесение смертного приговора. Но законник Коэн заметил: при вынесении смертного приговора разрывать одежду в знак скорби по смертнику полагалось по Закону всем членам суда, а не только его председателю. Если же остальные судьи не разорвали одежду (а насчет этого Евангелия молчат), значит, смертный приговор не был вынесен. Почему же разорвал одежду первосвященник? Процедура эта могла еще и означать, что жрец присутствует при богохульстве. Но тогда вопрос остается тот же: почему остальные в этом варианте не разорвали одежды?

Второе замечание Коэна связано с продолжением того же фрагмента: «Они же все признали его повинным смерти. И некоторые начали плевать на Него, и, закрывая ему лице, ударять его и говорить Ему: „Прореки“» (Мк, 14, 64–65). Однако избиение осужденного смертника категорически запрещено еврейским уголовным правом. Да и зачем бить и без того уже осужденного на смерть человека?

Хаим Коэн как всякий блестящий адвокат предлагает вниманию суда, т. е. нас, читателей, удивительную конструкцию. Она позволила ему обойти все отмеченные многочисленными поколениями «библеистов» трудности плюс те юридические проблемы, которые он сам впервые самостоятельно сформулировал.

Версия его действительно необыкновенна.

Почему Синедрион, жаждавший гибели Йешуа, решился на арест, суд, казнь в самый неудобный для себя момент — в Пасхальный Седер. Именно тогда, когда возбужденный народ, два дня назад поклонявшийся рабби из Нацерета, все еще гуляет на улицах, когда город заполнен еврейскими паломниками со всей средиземноморской ойкумены, и те разнесут по диаспоре рассказ о ночном судилище в Пасхальную ночь, о казни еврея, выданного единоверцами римлянам?

Более нежелательное поведение с позиции врагов и ненавистников Йешуа представить себе трудно. Они все понимали: повторяю, даже «злодеи», согласно Евангелиям, знали, что казнить его нельзя, «только не в праздник». Что произошло неожиданного за два дня, заставившее переменить прежнее решение?

…Здесь, в начале изложения гипотезы, хочется обратить внимание читателей на обстоятельство, не отмеченное самим Хаимом Коэном.