Суд над колдуном

— Простой малый, что и говорить, тихой. Вот одно лишь. — Дьяк насторожился. — Как объездчик[22] на Фоминой неделе указ государев объявил, чтоб с того самого времени и до Успенья печей в избах не топить и огня не жечь[23] — так Ондрейка иной раз тот государев указ не соблюдал. И печь протапливал и лучину жег. Грех то̀ перед великим государем… А какими промыслами он при той лучине промышлял, то мне не ведомо, — прибавил поп и на дьяка хитро поглядывает — «примечай-де».

Дьяк рассердился. Видит, поп хитрит. Не хочет прямо сказывать.

Спрашивает напрямик, не видал ли поп, как к Ондрейке разные люди приходили и он над ними, в чулане запершись, ворожил.

Но поп и тут увернулся. Говорит, — его, поповская, изба от той клети, где Ондрейка живет, далеко, на другом краю двора. Никак он не мог приметить, какие люди к Ондрейке ходили и ворожил ли он над ними. Про то ведает квасник Прошка, — потому он под Ондрейкой в подклети живет.

Дьяк только рукой махнул. Не дается поп. Боится, видно, как бы не сказали, — что ж ты, поп, не донес, коли про такие богопротивные дела ведал. Посмотрел дьяк на боярина, спросить хотел. А боярин даже рот раскрыл, храпит себе, да и ну! Вечор, видно, за ужином упился, прочухаться не может. Ах ты, сип тебе в кадык, храпун! — выбранился про себя Алмаз Иванов.

Вызвал дьяк квасника Прошку.

Прошка сразу рассказал, что он квасом на Красной площади осемнадцатый год торгует. И квас у него медвяный, игристый. Весь народ знает. И Олена Иванова, Ондрейкина жонка, тоже у него тот квас по̀часту берет.

Дьяк его перебил и спрашивает, ведает ли он, Прошка, что к Ондрейке по̀часту разные люди тайком ходили?

Прошка и сказать дьяку не дал. Сразу говорит:

— Ведаю. Как мне не ведать? У меня в подклети все чутко. Тотчас, как придут, Олена Иванова ко мне бежит. — Дай, — молвит, — кваску жбан поигристей, там сват Пахом пришел…

— Будет тебе про квас, про свой. Говори, ведаешь ли, как Ондрейка тем людям ворожил? На человечьих костях, али как?

— Ведаю, — говорит Прошка. — Как мне не ведать? Ворожил, Ондрейка. Костей человечьих у его полной угол навален. Страсть! И он на их, ведомо, ворожит…

Тут дьяк не утерпел. Как квасник про ворожбу заговорил, он боярина за рукав потянул и на ухо ему что-то пошептал. Боярин глаза открыл. А Прошка еще пуще заливается:

— Ворожит, — говорит, — Ондрейка на тех костях всем, кто до его придет. И мне то́ все чутко. И в ночь-пол-ночь к ему люди ходют и ворожит он им…

Боярин-то спросонок не разобрал, что ему дьяк на ухо шептал. Услыхал, как квасник хвастает, как крикнет на него:

— Ты, што ж, — пережечь тебе надвое! — коли давно про то ведал, ране не довел?

С квасника разом вся спесь слетела. Не знает, что и сказать.

Дьяк только рукой махнул. Все ему дело боярин испортил. Напугал квасника. Теперь от него ничего не добьешься. Велел стрельцу увести Прошку.

А боярин и не заметил ничего, спрашивает:

— То изветчик,[24] что ль, Иваныч?

— Не, Юрий Ондреевич, — сказал дьяк, — то по̀слух.[25] Изветчица та вон — Улька Козлиха. Тотчас буду извет честь. Бориско, — крикнул Алмаз Иванов подъячему, — гони приводных людей в заднюю избу, а Ондрейку Федотова оставить.

Стрельцы окружили толпу и пинками погнали в заднюю дверь. Ондрейку один стрелец взял за рукав и подвел к столу.

— А меня пошто гонют? — заголосила чернявая бабенка, Улька. — Я тебе, свет боярин, про его вора и душегубца, все подлинно обскажу…

— Гони, гони скорея, — крикнул дьяк, не слушая бабы. Стрелец ухватил ее за ворот и потащил за другими.

Извет

В горнице стало тихо и будто даже посветлело.

— Ну, Иваныч, чти извет, — проговорил боярин, опираясь на обитую красным сукном стену.

За изветом, — думает, — в самую пору вздремнуть.

Дьяк расправил свиток и зачитал внятной скороговоркой:

«Великому, государю, царю и великому князю Алексею Михайловичу, всея Великие и Малые и Белые России самодержцу, холопка твоя, Улька Богданова, прозвищем Козлиха, челом бьет. Извещаю я тебе, великий государь, на вора и колдуна и смертного убойцу, на зовомого лекаря, Ондрейку Федотова. В нынешнем, государь, году, сентября в двадцать пятом числе, был тот вор Ондрейка во дворе боярина князь Никиты Иваныча Одоевского. А во дворе князь Никиты Иваныча встретился ему, вору Ондрейке, сын князь Никиты, княжич Иванушко. А повстречался он ему, вору Ондрюшке, противу колодезя, что на дворе, близь поварни.[26] А тот вор Ондрюшко подвел того княжича Иванушка к колодезю и велел ему на воду смотреть. А я, холопка твоя, государь, была в те поры пришедши к куме своей, князь Никиты Иваныча поварихе, Оксинье Рогатой. А стояла я в те поры на крыльце поварни и все его, Ондрейкино, воровство видала. И как стал княжич в воду смотреть, обошел тот вор Ондрюшка княжича сзади и скорея к земли пригнулся и скорея вынял его, княжича, след,[27] и, подошедши к княжичу, на тот след пошептал и в колодезь его кинул…

— Клеплет она, государь, то не след был… — крикнул Ондрейка.

— Молчи, Ондрейка, твой спрос впереди, — оборвал его Алмаз Иванов.