Суд праведный

— Ишь ты, гордый какой! — фыркнул Ромуальд Иннокентьевич. — Это всё твои народовольческие штучки. Всё не можешь забыть о терновом венке мученика! Сгнить желаешь в тюрьме! Только кому это нужно? Мог бы поступиться своими амбициями.

— Убеждениями, — негромко, но яростно возразил Высич. — А если хочешь знать, кому именно это нужно, ну так вот знай: прежде всего мне. Именно мне самому!

Озиридов покачал головой:

— Ну а мне, друг мой Валерий, мне, дорогой мой, нужно, чтобы ты оставался жив и здоров.

Высич грустно усмехнулся:

— Здесь мои желания не расходятся с твоими. Но унижаться….

— Не хочешь унижаться? Хорошо. Я унижусь! — с горячностью проговорил Ромуальд Иннокентьевич. — Сегодня же паду в ножки Житинскому и умолю его оказать содействие в том, чтобы жандармские документы о твоих художествах в Сотниково затерялись, а ты отделался простым возвращением на поселение. — Озиридов вздохнул и язвительно добавил: — В твой любимый Нарым… Как это у вас говорится? Бог создал рай, а черт Нарымский край?

— Цицерон, я прошу тебя этого не делать!

— А я ничего не слышу, — заявил присяжный поверенный и демонстративно заткнул пальцами раскрасневшиеся уши. — Понял? Не слы-шу!

3

Хотя Ромуальд Иннокентьевич и перебрался на постоянное жительство в Новониколаевск, даже приобрел там дом, от Томска он оторваться не мог, дела не позволяли. Наезжая в город, останавливался он, как правило, в гостинице «Россия» на углу Нечаевской и Спасской улиц. Отсюда рукой было подать до университета, до управления железной дороги и до всех прочих казенных контор, с которыми имел дело присяжный поверенный. Ну а вечером можно было посидеть в ресторане первого разряда, которым славилась «Россия», или попросту прогуляться по городскому скверу.

«Россия» относилась к дорогим гостиницам. Электрическое освещение, телефон, доставка в номер русских и иностранных газет — далеко не каждый мог себе позволить проживание, связанное с этакими расходами. Но Озиридова это нисколько не смущало, поскольку владелец гостиницы, господин Горланов, испытывал к нему самые благодарные чувства за то, что присяжный поверенный помог его младшему брату выпутаться из весьма неблаговидной истории с несовершеннолетней гимназисткой. Селил господин Горланов дорогого гостя только в лучшем пятирублевом номере, посылал в номер воду и фрукты, а взимал за все чисто символическую плату — один рубль. За все проживание, на сколько бы долго присяжный не задерживался. И Ромуальда Иннокентьевича это вполне устраивало.

Надев свежую сорочку, повязав галстук, Ромуальд Иннокентьевич глянул в высокое овальное зеркало, в котором отразилась вся его, иышущая жизнью, фигура, и остался собой доволен. Конечно, не молод уже, но и не стар, не стар! Нисколько пока не стар!

В дверь негромко постучали.

— Войдите, — обернулся Озиридов.

Официант, сияя привычной улыбкой, переступил порог номера и поставил на пол две вместительные корзины, заботливо закрытые белоснежными накрахмаленными салфетками.

— Все, как заказывали-с… В этой, — официант кивнул на одну из корзин, — полдюжины шампанского «Фавори», бутылочка ликера «Ай-люли» для дам-с… Хозяин просит извинить, коньяка «Гази-Бек» не оказалось, пришлось заменить шустовским…

В глазах Озиридова промелькнула тень досады, официант, заметив это, приложил руку к груди:

— Не извольте сомневаться:… Эриванского завода, медали имеются:…

— Пусть будет шустовский, — махнул рукой Озиридов и обеспокоился: — Икорку не забыли?

— Как можно-с?! — испуганно воскликнул официант. — Все согласно списка… Паюсная, балычок, колбаска, сыр швейцарский, грибочки, пирожные, шоколад…

Ромуальд Иннокентьевич вежливо прервал его:

— Спасибо, любезный! Найди-ка извозчика да снеси весь этот провиант вниз. Я сейчас спущусь.

Официант щелкнул каблуками штиблет, подхватил корзины и шустро скрылся за дверью.

Подъехав к дому, где находилась «квартирка», снимаемая Житинским для отдохновения души, Озиридов отпустил извозчика и, несмотря на увесистую ношу, легко взбежал по поскрипывающим деревянным ступеням на второй этаж.

— Ну зачем же столько? — протяжно укорил Житинский, помогая снять шубу.

— Пустяки, — улыбнулся Ромуальд Иннокентьевич, поправляя смявшиеся на локтях рукава костюма. — Не стоит вашего беспокойства.

Приобняв его за плечи, голосом довольным и доверительным, Житинский сообщил:

— Как мы и договаривались, я пригласил Сергея Васильевича. С минуты на минуту появится. Пока же идемте, я вас дамам представлю…

Манечка, рослая брюнетка, пышная, но украшенная необыкновенно изящной талией, окинула Озиридова насмешливым и нахальным взглядом. Еще бы! Кто тут мог догадаться, что они неплохо знают друг друга. Года три назад… Впрочем, Ромуальд Иннокентьевич, по примеру своей бывшей любовницы, тоже сделал вид, что видит ее впервые. Он уверенно коснулся губами ее узкой холодной кисти, с пылом проговорил:

— Польщен! Приятно познакомиться…

Подводя Озиридова к сидящей на диване девице, Житинский почти пропел:

— А это Дашенька…

— Очень приятно, — бархатным голосом прогудел Ромуальд Иннокентьевич.