Суд Рейнмена

Пока они существуют, они не дадут нам навести порядок вокруг себя. А все наши усилия они тут же сведут на нет: набросают шприцов, использованных презервативов и битых стёкол, испишут словами из трёх букв, наблюют, нагадят и снова превратят всё вокруг себя в помойку. Ни один нормальный человек не сможет комфортно жить на помойке. Там хорошо только свиньям и гражданам в широких шортах, с бутылкой, клеем и журналом «Вау!» в кармане. И почему их никто не пресекает? Одни осуждают молча, другие боятся нажить себе неприятности, третьи жалеют «несчастных людей», а те настолько прониклись безнаказанностью, что уже представляют угрозу для всех нормальных людей.

С ними надо бороться, люди. Их надо искоренять, как на огородах выпалывают сорняки, чтобы они не задушили урожай. Только когда не будет двуногих «сорняков», мы, нормальная, мыслящая, разумная молодёжь сможем построить в стране не «демократию», а Демократию по образцу стран «первого мира. Люди смогут жить спокойно, не боясь быть избитыми или ограбленными, женщины и девочки не будут бояться быть затащенными в кусты или подвал и изнасилованными группой «сорняков», пугающих на прощание: «Скажешь кому, убьём, квартиру подожжём!»

Я предлагаю объявить сорнякам войну до победного конца. В борьбе за нормальную жизнь, порядок и спокойствие все средства хороши. Я готов взять ответственность на себя и применить любые методы в борьбе за настоящую демократию. Кто со мной согласен – пишите в редакцию. Кто не согласен – от-дохните, ваши негодующие эпистолярные вопли я читать просто не буду.

С уважением, Рейнмен.

Синдия Соболевская читала рубрику читательских писем в газете «Мозаика», которую ей утром принесла Арина со словами, что еженедельник просил срочно передать в следственный отдел капитан Платов с просьбой обратить особое внимание на первое письмо в рубрике.

Письмо, о котором говорил Антон, занимало половину полосы. Выпад против «жизненно важных» тем вызвал у Синдии улыбку. Она сама, натыкаясь на подобные послания, больше смахивающие на от-рывки из сценария бразильской «мыльной» мелодрамы, недоумевала, как можно выносить свою личную жизнь на обозрение всему Региону.

Потом улыбка постепенно стала исчезать с лица начальницы следственного отдела. Автор письма, судя по стилю изложения – молодой человек, между 25 и 30 годами, с высшим образованием беспощад-но клеймил позором бомжей и алкоголиков (синюшные индивиды, еле ползающие из бара в бар), шпану (гнусавые сопляки с прыщами, тюбиком клея и пузырями на коленках), и развесёлую молодёжь («про-двинутые» тины, читающие журнал «Вау!», балдеющие от «Матрицы», группы «Тату» и «Ленинграда» и уверенные, что главное – это круто тусоваться и «реально беситься», а учёба и работа – «отстой для лохов»), обвиняя их в том, что они тормозят развитие демократического строя в СНГ и предлагал объя-вить им войну до победы с использованием всех средств и готов был возглавить кампанию.

На прощание он категорически отказывался читать «негодующие эпистолярные вопли» оппонентов и подписался: «Рейнмен».

«Рейнмен… Rain Man. Рейн – Дождь; мен – человек… Дождевой человек… Человек дождя! Что это, совпадение, или нет? В газетах преступника ни разу не называли «человеком дождя», так его называ-ем только мы между собой. В газетах проходили эпитеты: «серийный убийца», «человек в маске», воин-ствующий поборник нравственности». Вполне может быть, что кто-то из следственного отдела или ГУВД рассказывал о серийном убийце своим родственникам или друзьям и назвал его «человеком дождя», и кто-то решил выпендриться под шумок. Но это очень натянутое допущение. А если мы с Платовым не ошиблись в своих догадках, и «человек дождя» – один из нас? Если он где-то рядом? И мы регулярно обсуждаем с ним аспекты расследования? Слово с делом у него по крайней мере не расходятся, он уже объявил войну и действительно идёт на всё!»