Суд волков

– Вовсе нет, вовсе нет! – запротестовал Жозеф. – Франсуа сам, задолго до меня, пришел к выводу, что его обучают всякой чепухе. Ведь именно он сказал мне, когда мы ехали в Париж: "Если бы знания служили общему благу и возвышению человеческой природы, всем было бы известно, что ведьм и колдуний не существует, и моей матери не грозила бы опасность сгореть на костре из-за того, что какой-то алчный мерзавец рассказывал о ней всякий вздор".

В комнате воцарилась тишина. Все, кто поддерживал Жанну во время суда, договорились ни слова не говорить об этом школярам. Маловероятно, чтобы до их коллежа в Орлеане дошли слухи о парижском процессе. Не было нужды понапрасну отягощать их душу ужасным переживанием.

И вдруг выясняется, что им все известно.

– Так вы знали? – прошептала Жанна.

– На следующий же день после суда, – сказал Франсуа, – меня вызвал ректор коллежа и сообщил, что тебя обвинили в колдовстве, а затем оправдали. Он сказал: "Мне достаточно знать вас, чтобы не сомневаться: вы не можете быть сыном колдуньи. Помолимся Господу и возблагодарим Его за милость!" Он велел мне и Жозефу молиться в течение часа, и мы молились. И еще отслужили благодарственный молебен. Ты мне ничего не говорила. Я решил, что ты поступила так сознательно.

– Это был позор! – воскликнула Жанна. – Я хотела оградить тебя от него.

– Но мы всё знали в подробностях, – заявил Жозеф. – Это укрепило нас в убеждении, что те люди, которые больше всех толкуют о дьяволе, извлекают из этого выгоду.

– И сегодня я снова повторяю, – решительно продолжил Франсуа, – если бы знание действительно служило общему благу, мы не наблюдали бы сегодня, как все эти знатные сеньоры пытаются отнять власть у короля. У них были лучшие учителя королевства, а они дерутся, как конюхи.

Жанна была поражена: до сих пор она питала высочайшее уважение к знанию. Она так гордилась, что выучилась читать и писать! Ей хотелось бы, подобно им, разговаривать на греческом и на латыни, которую она разбирала с большим трудом – и то благодаря урокам Франсуа Монкорбье. Она преклонялась перед учеными людьми. Но вот ее сын с презрением их осудил, а Жозеф – сам человек ученый и с необыкновенными способностями – объясняет, что все его познания представляют собой ненужный хлам. И доказывает это так, что с ним трудно не согласиться.

Итак, из своей учебы оба мальчика извлекли лишь одно – вывод о бессмысленности знаний. Эта их преждевременная мудрость тоже смущала ее. Возможно, достоинство образования состоит в том, что оно учит мыслить. Возможно, именно этого не хватало Дени.

Жак выглядел задумчивым.

– Жозеф, – сказал он наконец, – пришло время передать тебе твою часть наследства. Она возросла. Раньше у тебя было сто тридцать семь тысяч пятьсот пятьдесят ливров. Теперь ты имеешь двести восемьдесят одну тысячу.

На лице Жозефа отразилось удовлетворение.

– Итак, я передам тебе эти деньги, – продолжал Жак, – но хочу спросить, что ты намерен с ними делать. А также чем ты хочешь заняться в жизни.

– А я прошу тебя, Жак, не передавать мне мою долю, – сказал Жозеф, помолчав. – Во всем, что касается денег, ты одарен гораздо больше меня. Ты умеешь извлекать из них прибыль.

– Могу тебя научить, – предложил Жак.

– Со временем, – ответил Жозеф. – Поскольку ты послал меня изучать мотивы человеческих деяний и цели нашего существования, я успел убедиться, что деньги являются орудием власти. В данный момент у меня нет никакого желания править себе подобными, а на удовлетворение собственных нужд у меня средств более чем достаточно.

Полная противоположность Дени, с изумлением подумала Жанна.

– Единственное, на что я мог бы употребить некоторую сумму, – продолжал Жозеф, – это на покупку дома. Для всех очевидно, что нам стало тесно на улице Бюшри. Но я не сумел бы купить дом для нас всех. Поэтому я был бы счастлив принять участие в приобретении жилища, где все мы будем чувствовать себя привольно. Конечно, у меня есть склонность к одиночеству, но нет желания разлучаться с вами.

Это была здравая и сердечная речь.

– Но где? – спросил Жак.

Он вспомнил разговор с Жанной после их возвращения из Ла-Дульсада.

– Не знаю, – ответил Жозеф.

И он и Франсуа предлагали отправиться в Ла-Дульсад. Жанна и Жак горячо возражали. В Париже еще не забыли о несчастье, приключившемся с Жанной де Леви, женой сенешаля Пуату. В пути она повстречалась с людьми Иоанна Бурбонского, и те ограбили ее, оставив на дороге в одной сорочке!

Дороги опять сделались столь же опасными, как в первые годы царствования Карла VII. Но теперь разбойничали на них знатные сеньоры.

15 Битва за Париж