Суд времени. Выпуски № 01-11

Кургинян:Я согласен с Вами, но я говорю о том, что когда очень сильный политик говорит вдруг: «Всех вон! И я беру бразды правления в свои руки!» И все говорят: «Ура! Наконец-то! Вот он! Вот он! И мы идем за ним!» Ситуация с Деникиным другая.

Теперь для меня гораздо более важна ситуация с генералом Брусиловым. Брусилов — автор достаточно антибольшевистских мемуаров, поэтому сказать, что вот то, что я здесь процитирую, это есть следствие его пробольшевистской ориентации, невозможно.

Говорит он следующее: «Но не новость, что на войне упущенный момент более не возвращается. И на горьком опыте мы эту старую истину должны были пережить и перестрадать. Отчего это произошло? Оттого, что верховного главнокомандующего у нас не было, а его начальник штаба генерал Алексеев, невзирая на весь свой ум и знания, не был волевым человеком. Да и по существу дела и вековечному опыту начальник штаба заменять своего принципала не может. Преступны те люди, которые не отговорили самым решительным образом, хотя бы силой, императора Николая II возложить на себя те обязанности, которые он по своим знаниям, способностям, душевному складу и дряблости воли, ни в коем случае нести не мог».

Брусилов. А теперь сопоставьте Брусилова и Деникина, и станет, может быть, чуть-чуть яснее, почему важен и Деникин. Ибо Брусилов все-таки перешел к «красным», а Деникин — к «белым». И мы вдруг видим, что «белые» и «красные» одинаково говорят: это не тот человек, который мог держать бразды верховного главнокомандующего.

Теперь я хотел бы обратиться с этим же вопросом к Репникову. Скажите, вот эта предельная оценка: «возложил на себя обязанности, которые по знаниям, способностям, душевному складу и дряблости воли, ни в коем случае не мог нести», — вот ведь как сказано — это предвзятое суждение или это объективное суждение великого военачальника, который мог нас всех спасти?

Сванидзе:Двадцать секунд.

Репников:Нет, частично, конечно, здесь есть пристрастность, но Николай II не мог исполнять те обязанности, не мог нести тот крест, который он на себя взвалил. Более того, все поражения, которые стала страна терпеть после этого, связывались уже с фигурой Николая II, и многие министры полагали, что это очень опасно, потому что теперь монархический принцип будет окончательно дискредитирован в целом.

Сванидзе:Спасибо. Время истекло. Спасибо. Прошу Вас, сторона защиты. Можете задать вопрос свидетелю обвинения.

Млечин:Александр Витальевич, тут мы вторгаемся в чисто военные дела. Скажите, располагаете ли Вы сведениями о том, что император непосредственно руководил военными действиями, принимал решения в штабе, там — в Могилеве, вызывал к себе командиров дивизий, велел, когда им наступать, куда наступать?

Репников:Естественно, в мельчайшие детали он не вникал, потому что это просто не входило в сферу его компетенции, но общее руководство он осуществлял. Опять же, возникает вопрос: если человек берет на себя такую ответственность, он должен эту ответственность нести. Если он не может ее нести, не надо ее брать.

Млечин:Извините, я задал вопрос, располагаете ли Вы сведениями о том, что император лично руководил боевыми действиями? Напрямую, через голову штаба, лично утверждал планы и говорил: «Вот так будете делать! Здесь будете наступать!» Брал карту и рисовал — наступайте здесь! Есть ли такие сведения?

Кургинян:Я обращаю ваше внимание, что никто через голову штаба руководить действиями не может.

Млечин:Уверяю Вас, в истории XX столетия было минимум два верховных главнокомандующих, которые пытались командовать войсками через головы своих штабов!

Кургинян:Неужели они тоже проиграли войну?

Млечин:Один из них выиграл, а другой проиграл.

Кургинян:Ах, вот так! Хорошо.

Млечин:Так что это не имеет значения.

Кургинян:Ну ладно.

Сванидзе:Прошу Вас, продолжите.

Млечин:Кто в реальности командовал войсками? Кто принимал военные решения?

Репников:Военные решения оставались за генералами, оставалось за тем же Алексеевым, за другими, поставленными Николаем II, между прочим, людьми, и здесь, конечно же, вопрос о его доле ответственности.