Суд времени. Выпуски № 23-34

Мягков:Во-первых, каким годом издания уважаемый Павел Аптекарь руководствовался? Потому что по последнему изданию, вышедшему 2 года назад, наши безвозвратные потери — это убитые и пропавшие без вести, умершие от ран на этапах санитарной эвакуации и в госпиталях — 95 тысяч. Финские данные — 23 тысячи. Мы, как правило, воспринимаем те данные, которые нам дает другая сторона. Да, мы принимаем эти данные, 23 тысячи, но будьте любезны тогда учитывать эти данные. То, что здесь Леонид Млечин привел данные ужасающие по поводу неготовности наших войск, по поводу того, что действительно, в сапогах были, то, что летчики не готовы были… Кстати говоря, поэтому и бомбы упали на Хельсинки — потому что летчики толком не умели тогда бомбить, потому что летчики не были обученными и опытными. А бомбить хотели порт. Бомбы упали на городские кварталы, погибло более 90 человек, проживавших в Хельсинки, гражданских лиц, и конечно, это был прискорбный факт. Но после этого был отдан приказ ни в коем случае не бомбить гражданские объекты. Авиация только училась воевать.

Аптекарь:Ну, Миш, ну бомбили же — ну что Вы?

Мягков:Гражданские объекты! Был специальный приказ: не бомбить гражданские объекты, где не находятся войска — это был специальный приказ, который отдал Ворошилов. Вы прекрасно об этом знаете.

Сванидзе:Выборг бомбили.

Мягков:Выборг? Военные объекты! Военные объекты — порт! И, кстати говоря…

Аптекарь:Не только…

Набутов:А пивзавод куда делся?…

Мягков:…вот здесь очень много говорилось о демократических государствах, «мягких пушистых бабочках». А кто ж «Мюнхен»-то совершил? Не обменяли тогда территорию, а просто-напросто взяли и отдали Гитлеру — на растерзание. Именно по этому факту был заключен советско-германский протокол.

Аптекарь:Дело в том, что после того, как финны увидели, как чехи отдали Судеты, и их «проглотили», — вот поэтому они не хотели отдавать ту территорию, где находилась линия Маннергейма.

Мягков:Уважаемый Павел, мы же просили не Карельский весь перешеек. Тут говорили «важнейшие объекты», «второй город»… Мы просили… и готовы были уступить на переговорах.

Аптекарь:Так они… они этот «хвост»… готовы были отдать! Что ВЫ? О чем Вы говорите?

Сванидзе:Павел Александрович, Павел Александрович, я прошу прощения…

Бекман:Сначала даже Выборга не попросили.

Мягков:Даже Выборга не попросили! Готовы были только острова и Ханко…

Сванидзе:Михаил Юрьевич, Михаил Юрьевич, давайте… давайте введем в определенное, привычное нам по формату русло, да, этот разговор…

Аптекарь:Неправда.

Сванидзе: Вы договаривайте Ваш тезис и задавайте вопрос.

Мягков:Да, я просто хотел спросить: вот это что, теория заговора — то, что мы были не готовы? Теория заговора против собственной армии? Либо это недостатки, которые после войны мы стали устранять? Мы просто в этой «финской войне» увидели, да, в каком состоянии находятся наши войска. Мы не умели воевать зимой, и это на совещании в 40 году — в присутствии Сталина — об этом говорилось. Готовились воевать летом, да, малой кровью, да, на чужой территории — после того, как на нас нападут. Мы не умели воевать зимой, и после этой финской кампании мы стали учиться. Во многом, то, что мы Великую Отечественную потом выиграли, — это благодаря финской кампании, иначе бы, иначе бы, просто-напросто нас раздавили бы. Спасибо.

Сванидзе:Спасибо! Вопрос? Вопрос?

Мягков:Вопрос: это что, теория заговора против собственной армии, Вы считаете? Вот так представляете, Леонид Млечин, что вот мы, собственно говоря, против собственной армии?

Млечин:А, это ко мне вопрос?

Мягков:Да.

Сванидзе:Спасибо.