Суданские хроники

Некто, чьему рассказу я доверяю, рассказал мне, что ал-Хадж ал-Амин[283] опросил кадия, когда тот занимался постройкой большой соборной мечети: “Какова будет для тебя стоимость строительства и каков ее предел в день?” Тот оказал: “Шестьдесят семь мискалей без трети...” И сказал ал-Хадж ал-Амин: “Я желаю от тебя, чтобы ты мне пожаловал и меня почтил (тем], чтобы я понес расходы завтрашние!” Кадий дал ему согласие, а ал-Хадж ал-Амин возрадовался тому и тем возвеселился. И когда наступило следующее утро, он призвал асара-мундио и передал ему шестьдесят семь мискалей без трети, дабы он их доставил кадию; и дал он [еще] асара-мундио тысячу раковин и сотню гурийя. И сказал ему: “Желаю я, чтобы ты ко мне пришел завтра ранним утром, чтобы взять у меня завтрашние затраты. Но не (сообщай кадию, пока их ему не вручишь!” Тот согласился на это. Затем настало утро, асара-мундио пришел к ал-Хаджу спозаранку, последний ему вручил шестьдесят семь без трети [мискалей]. Потом подарил ему тысячу раковин и сто гурийя, сказавши: “Ежели он возьмет это от тебя, возвратись завтра ко мне в подобное этому время!” Посланный унес это к кадию ал-Акибу, и тот сказал: “Это от кого?” Он ответил: “От ал-Хадж ал-Амина!” Ал-Акиб сказал: “Поистине, достаточно того, что мы взяли вчера!” — и помедлил с принятием подношения; потом взял его. А когда наступило утро третьего дня,/123/ асара-мундио пришел к ал-Хадж ал-Амину рано, и тот ему вручил шестьдесят семь мискалей без трети, тысячу раковин и сто гурийя. Кадий сказал: “От кого ты это взял?” Тот ответил: “От ал-Хаджа!” И сказал кадий: “Вернись к нему, выбрани его и верни ему это!” И возвратился асара-мундио к тому с его золотом и рассказал ему, что сказал кадий. Ал-Хадж [ал-Амин] поехал к ал-Акибу верхом, а золото понес в капюшоне своего бурнуса. Он испытывал того и задабривал его речами, но кадий сказал ему: “Здесь [есть] мужи, которым не нравится, чтобы кто-либо их догнал в расходах [на] эту постройку, и они будут то оспаривать!” Потом принял от того золото после отказа и сопротивления, но запретил ему повторять подобное тому; а ал-Амин согласился. А под людьми, о которых упомянул он, что-де не понравится им, чтобы их догнали, кадий подразумевал себя[284].

Кадий ал-Акиб был человеком праведным, помнившим наизусть Коран, с доброй славой — и подобны тому [были и] аския Дауд, и его сын аския ал-Хадж. В некий день из дней правления аскии ал-Хаджа прибыло письмо от шерифа-хасанида Али ибн Мулай Ахмеда ибн Абд ар-Рахмана из города Марракеша: “К кадию ал-Акибу, справедливому, стоящему за дело Аллаха. Шериф прослышал о том, что курмина-фари и его братья взимают дань с зинджей наших — Тотиамы и детей его. И они утверждают, будто аския — тот, кто им это повелел. Но мы им в том не верим. Если же окажутся [вести] правдивыми, то мы слышали, что аския уехал к вам. Так спроси же его, о кадий ал-Акиб, полагает ли аския, что он имеет власть на притеснение мое. Потому что Тотиама, дети его и внуки его, дети Мами-Го и внуки его — эти упомянутые [суть] рабы наши по рождению, и аскии они никогда не принадлежали до сего времени!”[285]. И оказался аския присутствующим у кадия и оказал: “Клянусь Аллахом, я ничего о том не знаю!” Потом тут же послал своего гонца в Тендирму к курмина-фари — [передать], чтобы те не посягали на дело зинджей из-за пророка, да благословит его Аллах и да приветствует. Взгляни на это. — и узнаешь ты, что аския [был] здоров душою. Завершено.