Суданские хроники

У аскии Дауда детей мужского и женского пола было больше шестидесяти одного, потому что его дети [были] многочисленнее детей его отца. И говорят, детей в малом возрасте, которые у него умерли в детстве, [было] больше /118/ тридцати. Из его детей десятеро занимали престол: аския ал-Хадж, аския Тафа (оба они единокровные и единоутробные братья; мы, кроме них, не знаем единоутробных братьев, достигших достоинства аскии), аския Мухаммед, аския Исхак, Мухаммед-Гао, аския Сулейман, аския Нух, аския Харун-Денкатайя, Мухаммед Сорко-Идье и аския ал-Амин[277]. А мы не знаем царя, кроме одного Дауда, у которого бы десять сыновей имели царскую власть. Из его детей были также курмина-фари Мухаммед-Бенкан, курмияа-фари Салих, курмина-фари ал-Хади, балама Садик, балама Хамид. Из числа его детей также маренфа Иса, бана-фарма Дако-Ками-Идье, лантун-фарма Букар, дей-фарма Сина (а он был кривой), Омар Комдьяго, Омар-Като, кара-фарма Букар, Йаси, Харун (сын Фата-Торо), уаней-фарма Закарийа, Алу-Уако, уаркийа-фарма Хаммад, арья-фарма Али-Гулми. Это — те, которых мы запомнили среди его детей мужского пола.

А из дочерей (а их было много) — Каса, жена дженне-коя Манабалы; Арахама-Карауэй; Бинта, жена магшарен-коя, умершая в городе Томбукту; Арьяо, мать кадия Бозо, который был кадием в Лола; Сафийя, жена Сиди Салима ал-Аснуни, отца Хасана, катиба паши[278], Аматуллах, жена хатиба Драме; Айша-Кимаре, жена кадия Махмуда Кати, который ее увез в Томбукту, /119/ а она умерла у него девственницей; Алаимата и Уэйза-Умм-Хани.

Затем умер аския Дауд, да помилует его Аллах, во вторник семнадцатого раджаба девятьсот девяносто первого года [6.VIII.1583]. А его могила находится в Гао, позади могилы его отца.

Затем, после него, стал у власти его сын аския ал-Хадж в тот [же] день до его погребения. Ал-Хадж был красивым мужчиной, бородатым, уважаемым и мужественным. Срок его не был долог, и он пробыл у власти четыре года пять месяцев и десять дней. В его дни было большое обилие съестных припасов[279].

В месяц восшествия на престол он совершил поход на жителей Уагаду[280] и убил фарана Уагаду. Они захватили в плен их детей, все их богатства и их зинджей и [пригнали] в Гао. А эти зинджи — те, которые говорят на языке уакоре. Впоследствии бежал в Тендирму из числа пленников мужчина-зиндж по имени Мами-Го, к курмина-фари. Там он нашел зинджа по имени Тотиама и детей его и взял в жены дочь Тотиамы. И этот помянутый ранее [беглый] стал предком жителей Килли, кого жители Курмины из числа зинджей зовут иса-фарам; они собирались в местности на Реке, называемой Сантиер-кой[281], для ловли рыбы до. И только сонгаи съедали их дань; однако узы их рабского состояния [привязаны] к шерифам до сего времени.

В свой срок аския назначил должность кадия кадию Омару, сыну кадия Махмуда, после кончины кадия ал-Акиба — через год и пять месяцев. Назначение его состоялось вечером в четверг, заканчивавший мухаррам, который открывал девятьсот девяносто третий год [1.II.1585]. Кадий Омар пробыл в должности восемь лет.

Аския Дауд жаждал царской власти после себя для своего сына Мухаммеда-Бенкан и устраивал это властью своей. [Но] Аллах не согласился кроме как [на то], /120/ чтобы после него встал ал-Хадж. Мать последнего — Мина-Гай. Говорят, что он разговаривал языком колдунов и рассказывал о том, что сокрыто; и большая часть его слов совпадала с предрешенным Аллахом. А из того — [рассказ], что он находился в [своем] совете со своими людьми, придворными и ближними и прочими, а перед ним играли флейтисты. Тогда он долго молчал, потом глубоко вздохнул, затем сказал: “Сейчас войдет к нам человек из числа членов нашего дома и дитя нашего отца. Его не опередит никто при входе к нам. Он — несчастнейший из наших братьев и будет последним из наших государей, но вся продолжительность его царствования составит сорок один день. И гибель нашего племени сонгаи будет при его посредстве; он погибнет сам и все, кто [будут] вместе с ним!” Потом из его глаз потекли слезы. Но он еще не закончил свою речь, как вошел его брат Мухаммед-Гао, ни один входящий его не опередил; он приветствовал аскию, потом сел. Аския повернулся к нему и сказал: “О Мухаммед, заклинаю тебя Аллахом, если бы ты получил царскую власть на сорок один день, пожелал бы ты ее?” Тот промолчал и не ответил. Тогда Исхак его спросил [снова], настаивая перед ним, и Мухаммед ответил: “Пожелал бы!” Аския же сказал: “Возьми ее; это твоя доля, и Аллах [ее] не увеличит и не уменьшит!” И [это] совпало с тем, что предопределил Аллах — а предопределение дел в руке его, и источник их — в его решении.