Судьба

Дело у господина Крутова было поставлено на широкую ногу. Не знаю, занимался ли он сам поисками и расследованиями, но сотрудников у него было множество – насколько я успела заметить. По крайней мере с десяток кабинетов на одном этаже, и не меньше – на втором. Пока я поднималась по широченной роскошной лестнице с мраморными перилами и чудесными панно на стенах, мне встретилось несколько человек с озабоченными лицами. Уж не знаю, клиенты ли это были или сотрудники, но вид у них был весьма респектабельный и даже, я бы сказала, богатый. Под стать всему облику здания. Да, так просто сюда не придёшь, пожалуй, – не благотворительное заведение. Статус фирмы абсолютно соответствует фамилии его основателя! И теперь становится понятным, почему у главы этого шикарного агентства целых два телохранителя – не столько из насущной необходимости, сколько престижа ради. Положение обязывает, как говорится.

Остаётся только один вопрос – зачем такому человеку, как Крутов, помощь психолога? Или у него иная цель визитов к нашему Ветеркову? Надо будет поинтересоваться у Родиона, так, невзначай…

Гришу – того, у которого разные глаза, – я встретила в приёмной перед кабинетом начальника. Миша, кстати, всё это время тяжело вышагивал за мной следом. Именно он довёз меня сюда и именно ему я обязана любопытными взглядами, которые провожали меня от ступенек крыльца до двери Крутова.

При моём появлении Григорий вскочил, убрав скучающую мину со своего лица, и улыбнулся одним уголком губ. Вежливо и в то же время не фамильярно. Идеальная такая улыбка вышла, на мой взгляд. Предварительно постучавшись и услышав с той стороны громкое «угу», он распахнул дверь. В некоторой нерешительности я переступила порог.

В залитом солнце кабинете Крутов был не один. Второго человека я увидела не сразу. Сгорбившись, он сидел в ближнем углу огромного помещения и напряжённо всматривался в мерцающий экран компьютера. На моё появление он не отреагировал ни одним движением. Даже не вздрогнул. В отличие от своего начальника, который, приветливо улыбнувшись, кинулся ко мне через всю комнату, чуть не уронив при этом стул. Только на этот звук и среагировал незнакомец. Он взлохматил кучерявые волосы, удивлённо поднял голову и, увидев меня, тут же вскочил.

– Софья, рад вас видеть! – Крутов приложился губами к моей руке, чем вызвал во мне ещё большую неловкость, и повернулся к незнакомцу. – Александр Яковлевич, знакомьтесь, Софья Артемьева. Соня, а это Александр Яковлевич, о котором я вам уже говорил.

– Очень приятно! – сказали мы одновременно и улыбнулись друг другу. Художник оказался совсем молодым парнем лет двадцати, а то и меньше, с густой шевелюрой цвета горького шоколада и со смуглой кожей. Мулат! – восхитилась я про себя. – Какая прелесть!

Имя подходило этому парнишке так же мало, как и весь его облик – этому шикарному кабинету. Впрочем, как и мой тоже, чего уж душой кривить? Никогда прежде не доводилось мне бывать в таких апартаментах – а иначе и не назвать этот огромный, с высоченными потолками, кабинет, в котором любой обычный человек наверняка будет чувствовать себя некомфортно и неловко, как ощущала себя сейчас я. И дело даже не в вычурной мебели, обоях, явно не из дешёвого магазина, прекрасном столе из тёмного дерева, книжном шкафу во всю стену – сама аура этого места угнетала простого смертного. Хотя Крутов здесь, кажется, чувствовал себя вполне в своей тарелке. По крайней мере вид у него был довольный, а состояние духа – спокойно-величавое. Как всегда, впрочем.

– Добрались без приключений, Соня? – его улыбка говорила сама за себя. Хитрая это была улыбочка.

– С вашим Михаилом по-другому бы и не получилось, – улыбнулась я в ответ.

– Теперь вы меня понимаете! – живо воскликнул он. – И так каждый день! Никакой свободы!

– Ну да, трудно вам живётся, – хмыкнула я, но тут же устыдилась своей фамильярности. А он моё состояние просёк сразу же. Умный всё-таки человек.

– Познайте самоё себя! – проговорил он тихонько. – Легче жить станет, Сонечка.

И добавил уже громче:

– Давайте сначала к делу, а потом пообедаем, идёт?

– Я думаю, до еды дело вряд ли дойдёт, всё-таки процесс долгий предстоит, наверное…

В моём представлении составление фоторобота выглядело так: я вслух вспоминаю детали Архиповского облика, а этот смуглолицый юноша, взяв в руки карандаш и ластик, пытается запечатлеть все мои фантазии на бумаге. Зная свою нерешительность, я могла представить, сколько тонн бумаги придётся ему израсходовать!

– У вас устаревшие сведения! – словно прочитав мои мысли, рассмеялся Крутов. – Идёмте!

И, больше не говоря ни слова, он приобнял меня за плечи – меня будто пламенем опалило! – и повёл к столу Александра Яковлевича.

– Зовите меня просто Алекс! – умоляюще попросил меня кучерявый молодец на чистейшем русском языке.

– Хорошо, Алекс. Что мне надо делать? – улыбнулась я, присаживаясь с ним рядом.

Крутов, придвинув кресло, сел позади нас. Такое соседство меня смущало, но недолго. Очень быстро процесс работы увлёк настолько, что я позабыла обо всём.