Судьба

В открытую дверь тётка влетела первая, бесцеремонно отпихнув меня в сторону. Я даже ойкнуть не успела. Значит, это не клиентка, а ещё одна ненормальная? Или – ещё хуже – налётчица? И я своими собственными руками впустила эту заразу?

– Стойте, вы куда? – пискнула я, бросаясь в проход, как на амбразуру. Куда её понесло? Холл был пуст, и я остановилась в замешательстве. Лишь когда до меня донёсся характерный звук смываемой воды, я вздохнула облегчённо. Кажется, зря наговорила на человека!

Из дальнего коридорчика, ведущего в уборную, тётка выплывала, словно шамаханская царица. Красная шляпа её победно взмахивала полями, будто крыльями, глаза блестели, на губах алела яркая помада.

– Еле успела! – ничуть не смущаясь, поделилась со мной она. Я обескураженно молчала. Что говорят в таких случаях, я не знала.

Она, впрочем, никаких комментариев от меня и не ждала, с жадным интересом оглядывая нашу обитель. Заметив, что подол её длинной юбки после похода в дамскую комнату задрался с правого боку и снизу выглядывают чудесные розовые панталоны, я смутилась ещё больше. Ужасно не люблю такие неловкие ситуации!

– Довольно сносно, – наконец кисло произнесла она. – Но вот эти картинки я бы убрала! И жалюзи – фи, какая гадость!

Её губы скривились, а взгляд продолжал придирчиво бродить по нашему офису. Я молчала.

– Кстати, а где мой роман? – вдруг спросила женщина, повернувшись ко мне. Шляпка воинственно дёрнулась в поддержку своей хозяйки.

– Он… – я сглотнула слюну. – Его пока не было. То есть он не записывался, наверное…

Я поспешно открыла журнал посещений. Никакого Романа тут не было. Она явно что-то путает, эта странная дама!

– Мой роман должен быть здесь! – кажется, она меня не услышала.

– Но я же вам говорю…

– Ну что ты трясёшь этой дурацкой тетрадкой! – она поджала свои блестящие губы. Нижняя граница помады слегка размазалась. Наверное, от жары. – Я дарила свой роман вашему начальству. Где он?

– Родион Матвеевич будет позже… – видимо, эта же жара мешала мне сосредоточиться как следует.

– Девушка, я у вас русским языком спрашиваю – куда вы дели мой роман?

– Но я не знаю ни о каком…

– А-а-а! – неожиданно громко закричала она. – Вот он! На подоконнике! На грязном пыльном подоконнике! Мой! Роман!

Вздрогнув, я оглянулась. Ну да, на нашем подоконнике валялись какие-то книги. Позавчера я ещё подкладывала их себе под ноги, чтобы дотянуться до верхней полки. Возможно, даже испачкала немного…

– Кровинушка моя выстраданная! – выхватив один том из стопки, тётка прижала его к себе, как младенца. – Дитятко моё ненаглядное! Единственная отрада моей несчастной жизни!

– Так это ваше э-э-э… сочинение? – прочесть заголовок книги мне никак не удавалось – белые дряблые руки скрывали обложку полностью. Успокаивало лишь одно – подол красной юбки расправился сам собой, и теперь я могла без смущения смотреть на эту экзальтированную особу.

– Сочинение? – негодующе фыркнула она. – Тут вся моя жизнь! Суровая в своей неприглядности!

– Так это мемуары?

– Мемуары!! – она потрясла книгой в воздухе. – Мемуары, деточка! Сам Рубен Анисович восторгался! А вы их – на подоконник!!

Рубен Анисович, похоже, её родственник. Или лицо заинтересованное. Хотя кто знает, может быть пишет эта особа разумнее, чем говорит…

– Извините, я не знала… Я тут всего третий день.

– Ах, да! – она небрежно швырнула драгоценный фолиант обратно на подоконник и резво подбежала ко мне. – Новенькая! Мы же ещё не познакомились!

Поля шляпы плавно заколыхались в знак приветствия.

– Генриетта Аркадьевна! Интеллигент! В пятом! Поколении! Коренная! Москвичка! – всё это она выкрикнула, безбожно потрясывая мою правую ладонь. Надеюсь, руки она мыла после туалета, пронеслось в моей очумевшей голове.

– Софья Артемьева! Администратор! – кажется, на меня тоже подействовало взбудораженное состояние этой тётки. Интересно, безумие – это заразно?

– Ах, Соня! – пропела дама. – Так звали мою собачку, мою маленькую беленькую сучку. Бедняжка сдохла пять лет назад.

– Ой…

– Ничего-ничего! – она хлопнула меня по плечу. – Я уже смирилась! А где же ветерок?

Она так быстро переходила от одной темы к другой, что я не успевала реагировать.

– Что, простите? – Жарко ей, что ли?

– Шеф ваш, Ветерков. Я называю его ветерком, он такой же лёгкий и быстрый! Не правда ли, удачное сравнение? – она зашлась в громком смехе, радуясь собственной шутке. – Это потому, что я не только коренная москвичка, но ещё и писательница! Рубен Анисович весьма меня ценит!

– А Рубен Анисович – это кто?

– Мой редактор, милочка! – острый подбородок подлетел вверх, а зрачки закатились куда-то в астрал. – Великий человек! Великий!

– Генриетта Аркадьевна, – осторожно вставила я. – Родион Матвеевич, наверное, опоздает, может быть вам лучше в другое время зайти? Завтра, например? Или через недельку? Я вас запишу…

– А я никуда не тороплюсь! – бодренько воскликнула она и плюхнулась на диван. – И записывать никого не нужно. Я всегда прихожу сама!

– Подождите… – до меня, наконец, дошло. – Так вы Лисянская?

– Лисянская? – оторопела женщина. – Так меня никто ещё не называл!