Судьба

— Нет, это вы ее погубили! Вы — убийцы!.. Из-за денег и богатства растоптали нашу любовь!.. Не будет вам прощенья!.. — И выбежал из дома, сильно хлопнув дверью.

На следующий день его нашли в лесу, недалеко от дома: он висел на ремне, привязанном к дереву.

Похоронили Ивана рядом с могилой Суосальдьыйа Толбаннох.

У Майи, пока она слушала этот рассказ, волосы вставали дыбом, по телу пробегал озноб.

Девушки загнали в хотон скот и вернулись в юрту. Перебивая друг друга, они стали рассказывать Майе новость: к Харатаеву, отцу Майи, пожаловали важные гости из Намского улуса Якутского округа — сам голова улуса старик Яковлев и его сын.

Майя громко засмеялась:

— Из Намского? Хорошо, что не из Сунтарского!.. — и почему-то покосилась на Феклу.

II

Дотошная Фекла пристально посмотрела на Майю. Та покраснела.

— А вот и не выйду замуж! — выпалила она.

— Сейчас мы узнаем, — сказала Фекла и попросила подать ей жгутики из сухожильной нитки и блюдце с теплой водой.

Девушки налили в блюдце теплей воды и поставили на стол. Фекла что-то пошептала и опустила жгутики в воду. Дрова в камельке горели жарко, и лицо у Феклы раскраснелось, покрылось бисеринками пота. Она быстро задвигала блюдце, приглядываясь к жгутикам. Девушки сбились в кучу, не сводя глаз со жгутиков и плескающейся в блюдце воды. Им не терпелось узнать о судьбе Майи.

Жгутики, намокнув в теплой воде, начали раскручиваться, извиваясь. Один жгутик как бы изображал Майю, второй — жениха. Но который из них — Майя, а который — жених, это знала только Фекла.

Первым задвигался жгутик, лежащий справа.

— Кто это, жених? — спросили у Феклы.

— Жених, подружки, жених. Разве не видите?

— Ух, как выгибается, видать бойкий малый… Смотрите, к Майе приближается…

— Майя отодвинулась… еще отодвинулась… Тоже отказалась?.. Ну. Майя, быть тебе в старых девах… А парень-то какой, не отстает… Молодец!..

Девушки шумели, смеялись.

— Жених не шевелится. Фекла, что с ним?.. Майя подходит к нему… Ой, чудеса!..

Майя, не отрывая глаз от блюдца, проронила:

— Нужен он мне, как…

Жгутик, лежащий справа, опять задвигался, приближаясь к левому.

— Смотрите, сходятся!.. — Фекла подвигала блюдце.

В это время в юрту вошла Ульяна. Девушки заслонили свет, падающий от камелька, потому мать не увидела дочку.

— Вы не видели Майю?

— Я здесь, мама. — отозвалась Майя.

— Ты что здесь делаешь? Сейчас же иди домой.

— Иду, мама. Кто к нам приехал — гости, ночлежники?

— Придешь — сама увидишь.

Майя пригладила волосы у висков и, перекинув косу вперед, заплела распустившийся конец. Она глазами попрощалась с девушками и вышла вслед за матерью.

Как только хозяйки вышли, батрачки опять склонились над блюдцем. Жгутики совсем раскрутились.

— Что это значит? — спросили у Феклы.

— Не знаю. Хозяйка пришла и помешала увидеть, чем кончится дело.

Одна из девушек перевернула кочергой обгоревшие головешки и подбросила дров. В юрте стало светлее.

— Давай-ка еще повторим…

Майя вошла в комнату и увидела гостей. На скамейке сидел юноша лет двадцати. Ей бросились в глаза его большие отвислые губы и длинные раскосмаченные волосы, похожие на медвежью шерсть. Лицо у парня было широкое и какое-то тупое. Радом сидел старик, его отец. Глаза его буравчиками просверлили Майю, пухлая, холеная рука погладила побуревшую бороду.

Как только Майя переступила порог, на лице парня заиграла глупая улыбка. Хозяева накрыли стол и стали угощать приезжих.

Майя сидела за столом и наблюдала за молодым человеком. Тот, слушая разговор стариков, вдруг начинал беспричинно смеяться, отчего его отвислые губы еще больше оттопыривались. Он почти не сводил с Майи своих узких раскосых глаз. Порой парень, будто хотел что-то сказать Майе, смешно выпячивал губы.

«Видать, совсем глуп», — думала Майя. Она с трудом сдержала себя — не расхохотаться бы.

Харатаев и Яковлев, обильно заедая водку, заговорили о государственных преступниках, политических ссыльных. С каждым годом их становится все больше и больше. Жизнь улусных голов становится хлопотной. Несколько лет тому назад на востоке, в Ботурусском улусе, княжец Сидоров со своим родственником Абрамовым прикончил политссыльного Петра Алексеева.

— Вначале, когда преступник исчез, думали — он обежал. А потом его сотоварищи по ссылке потребовали от властей следствия. Подозрение пало на Сидорова и Абрамова. Когда их прижали, они признались в убийстве. Весной, как сошел снег, обнаружили труп, — рассказывал Яковлев-старший.

— Грех-то какой! — Харатаев перекрестился. — И чем же кончилось дело?

— Голову Ботурусского улуса господина Оросина и выборного Романа Большакова отстранили от должностей.

— Напасть-то какая, — сокрушался Харатаев. — Вот повадились привозить их в наши улусы, как будто нет других мест.

Беседа и угощение продолжались до полуночи. Гостям постелили в средней комнате.

Майя, наслушавшись рассказов о ссыльных, вспомнила о своем учителе Аркадии Романовиче Эхове: «Где он теперь? В какой улус загнала его судьба? Жив ли?..»

Утром гости не спешили вставать. Харатаев тоже встал поздно и не поехал на службу.