Судьба

– Цзянь… ты отколотил десятерых? – от волнения Цофи охрипла. – Ты правда хочешь, чтобы тебя схватили?

– Они были вооружены и пытались меня убить. Что мне было делать? – возмущенно ответил тот. – Подставить голову под меч?

– Да, Цзянь, подставить голову под меч, раз уж ты такой дурак! – Цофи повысила голос до крика. – А еще лучше – вообще не влезать в драку с разбойниками, которые кого-то грабят!

– Я уверен, что ни разбойники, ни охранники меня не запомнили… – юноша помедлил. – Ох, нет. Старший охранник со мной поздоровался.

Цофи шлепнула себя по лбу.

– Разумеется, они запомнили человека, который до полусмерти избил десятерых. Более того, они запомнили человека, который разительно похож на пропавшего Героя Тяньди, ведь он примерно одних лет с ним и только что раскидал голыми руками шайку разбойников! По-твоему, они будут об этом молчать? Что на тебя нашло? О чем ты думал?

Цзянь смотрел на огонь. Он чуть слышно отозвался:

– Я боялся возвращаться домой с пустыми руками. Сегодня все пошло наперекосяк. Я хотел сделать хоть что-то…

Настало долгое молчание, прерываемое лишь треском огня и разнообразными писками и вскриками вокруг.

– Я понимаю, – Цофи обреченно вздохнула и похлопала его по плечу. – Все равно история скверная, и Тайши с тебя шкуру спустит.

Цзянь пришел в ужас.

– Не говори ей, пожалуйста! Тайши совсем не обязательно об этом знать!

– Цзянь, это очень серьезно. Через день-другой сюда могут явиться стражники. Надо как-то подготовиться.

– Ну что тут такого? – умоляюще спросил Цзянь. – Просто почтовый караван! Велика беда – пара взломанных фургонов. Почта и так все время пропадает!

– Только не вздумай говорить это Тайши. Она будет ворчать, что я плохо тебя воспитываю. Кстати, согревай ее одежду получше. Она снова кашляет.

Цзянь решил сменить тактику.

– При чем тут воспитание? Ерунда какая. Если Тайши об этом узнает, то запретит мне покидать Столпы самое малое до конца цикла. А если меня запрут дома, значит, тебе самой придется бегать с поручениями и таскать тяжести.

Цофи сделала выразительный жест.

– А ты думаешь, почему я так зла?!

Глава 3. Наставница

Линь Тайши проснулась от ссоры двух петухов. Она неохотно открыла глаза и уставилась на покрытый сажей потолок спальни. Маленький очаг в углу остыл за ночь, но легкая дымка еще висела в воздухе. Значит, дымоход опять забился. Мальчишка пренебрегал своими обязанностями, что неудивительно. Тайши занималась с ним не дважды, а трижды в день, иногда четырежды, что отнимало много сил.

Утреннюю тишину вновь разорвало кукареканье. Старый охрипший петух запнулся, будто у него кончилось дыхание или он подавился зерном. Молодой петух, напротив, кричал громко и пронзительно. Легкие у него были что кузнечные мехи.

Жилистый старый петух много лет исправно берег свой курятник от хорьков, барсуков и горных духов. Тайши всегда ценила опыт, однако прекрасно понимала, как опасно полагаться на того, чьи силы на исходе. Может, уже настало время отправить старика на покой и передать бразды правления молодому. С другой стороны, молодое мясо гораздо нежнее, особенно если сдобрить его кунжутным маслом.

Тайши поднялась с мраморной плиты, на которой спала. Она продрогла до костей. Разогнав дым рукой и набросив на плечи любимый халат из шерсти ламы, Тайши вышла из комнаты. На ходу натягивая шерстяные печатки и шаркая меховыми домашними туфлями, она миновала галерею, соединявшую главный дом с кухней, и вдохнула приятный запах жареного теста и горячего соевого молока.

Ее любимые чайник и чашка стояли на маленьком круглом столике у двери. На овальной тарелке лежали сладкая белая булочка и персик. Перед тарелкой были аккуратно разложены несколько свитков с восковыми печатями. Наполовину они, вероятно, состояли из писем от поклонников и ненавистников (как их различить?), наполовину из счетов. Долги нужно платить, даже когда живешь в изгнании. Особенно когда живешь в изгнании.

Тайши собиралась открыть первое письмо, когда вдруг заметила свернувшееся у очага во дворе тело. Скорее удивленная, чем встревоженная, она вышла из кухни. Прохладный горный ветер ерошил коричнево-белую шерсть ламы. Тайши сняла перчатку и, проведя ладонью над висящим котелком, не почувствовала жара. Внутри, в молочно-белой лужице, лежали два вареных яйца. Угли очага были еще теплыми.

Она подошла к Цзяню, который, закутавшись в грубое одеяло, спал мертвым сном. Из-под одеяла высовывались ноги – одна была задрана на тюк сена, другая торчала в сторону, так что об нее ничего не стоило споткнуться. Чтобы примостить голову на другой тюк сена, Цзянь скрючил шею. Проснувшись, он должен был ощутить на себе все последствия неудобной позы.