Судьба адмирала Колчака. 1917-1920

Военно-морские силы Великобритании приняли на себя большую часть обязанностей по конвоированию кораблей, тралению мин и так далее на морских дорогах к Архангельску, и зимой 1917 года в Мурманске встала небольшая эскадра под командованием адмирала Кемпа, поднявшего свой флаг на старом линкоре «Глори». С Петроградом и Архангельском Мурманск связывали ненадежные, наскоро построенные из привезенных из Англии рельсов железные дороги, так что, по сути, он был труднодостижим. Но когда сорвались мирные переговоры в Брест-Литовске и немцы в середине февраля 1918 года возобновили наступление, возникли необоснованные, но вполне понятные страхи, что целью их является Мурманск, которому (на бумаге) могли угрожать руководимые или вдохновляемые немцами финские войска. Поскольку Финляндия объявила о своей независимости от России, разразилась Гражданская война, и Германия поддержала белофиннов под командованием Маннергейма против их пробольшевистских соотечественников.

Нет необходимости описывать все события, произошедшие или повлиявшие на сложившуюся в Мурманске ситуацию. Самое главное заключается в том, что 6 марта, по просьбе мурманских Советов, адмирал Кемп высадил на берег маленький десантный отряд; на следующий день для усиления эскадры прибыл британский крейсер, и предполагаемая германская угроза Мурманску запустила процесс, в результате которого был захвачен Архангельск (где, как и во Владивостоке, находились склады ценных военных материалов), и в конце концов на Севере России сложился антибольшевистский фронт, не похожий на все остальные. Здесь сражались не белогвардейские войска, пользовавшиеся финансовой, технической и моральной поддержкой Антанты, а войска Британии, США, Франции и других стран западных союзников под британским командованием, причем белые русские выступали как все более ненадежные помощники.[13]

Архангельско-Мурманскому анклаву предстояло оказать мощное, хотя и косвенное влияние на стратегию (или на то, что называли стратегией) в Сибири. То же самое суждено было и его эквиваленту в Южной России, где надежды Антанты на лояльный бастион постепенно оправдывались. Начав с весьма скромных успехов, так называемая Добровольческая армия в шатком союзе со свободолюбивыми кубанскими казаками в жестоких сражениях добилась убедительного превосходства над безграмотно руководимой Красной армией. Хотя в упоминаемый нами период – в середине лета 1918 года – исход этой запутанной борьбы все еще оставался неясным, был заложен фундамент антибольшевистского плацдарма, большего – и гораздо более стихийного, – чем тот, что одновременно создавался на Севере.

Добровольческую армию под командованием Деникина – ее первый лидер Алексеев умер в октябре 1918 года – не занимало, разве что между прочим и на ранних этапах, сопротивление немцам. Ее целью было свержение советской власти и создание «великой единой неделимой России». Пока турки не признали поражение в октябре, открыв этим Черное море своим победителям, желание Антанты помогать Белому движению выражалось лишь в финансовой и моральной поддержке, поэтому интервенция в Южной России, всерьез начавшаяся в последние недели войны, не могла – без значительной натяжки – называться вкладом в поражение Германии.

Вторжение в Южную Россию (и более поздние события в Прибалтике) было «открытой» интервенцией, хотя не столько политическим, сколько ответным действием. По заявлению Чемберлена, интервенция носила «как оборонительный, так и наступательный характер. Если она не могла привести к крушению большевизма в России, то по меньшей мере настолько полно занимала большевиков на различных фронтах Гражданской войны, что распространение воинственной большевистской доктрины за границы России становилось менее вероятным».[14]

Далее к востоку в сентябре 1918 года турки выбили из Баку отряд генерала Денстервила. Но Каспийское море контролировала флотилия импровизированных канонерок с русскими экипажами под командованием британских офицеров. В закаспийских пустынях маленький индо-британский отряд генерала Маллесона до весны 1919 года оставался главной опорой дряхлого антибольшевистского режима с центром в Ашхабаде. Однако эти авантюры замышлялись «не как антибольшевистские, а ради предотвращения распространения немецкого оружия и немецкого влияния в России, в Закаспийском же регионе – через Россию в Британскую Азию». Даже самые склонные к утопиям стратеги никогда не считали, что хотя бы одна из этих опасных затей имеет отношение к сибирской интервенции.