Судьба адмирала Колчака. 1917-1920

Более ловкие, хитрые, сдержанные и технически более подготовленные, чем местные, чехи имели дополнительное преимущество: четко знали, что и как собирались делать. «Чехи, – писал впоследствии Нокс, – хотели выбраться и не остановились бы ни перед чем, дабы обеспечить необходимый результат». И они не видели смысла в том, чтобы оставить Сибирь с пустыми руками. У них были вместительные вагоны и исправные локомотивы, о которых они хорошо заботились. Вагоны часто разрисовывались веселыми сценками, напоминающими жизнь в Богемии. Их поезда были настоящими мобильными казармами с приличными, хорошо организованными жилыми помещениями для солдат, многие из которых жили с женами или любовницами. Кроме предприятий бытового обслуживания – пекарен, прачечных, столовых, кузнечных мастерских, – легион управлял банком, почтовой службой вплоть до Владивостока, несколькими типографиями и ежедневной газетой.

Денежное довольствие переводилось из Парижа в Токио во франках и там менялось на рубли. Когда рубль начал быстро обесцениваться, легионеров поощряли оставлять большую часть денег в банке, который использовал значительные накапливающиеся средства для торговли от имени легиона. Вместо бесполезных рублей, как указал полуофициальный аналитик, «было намного выгоднее иметь медь, резину, хлопок и бакалейные товары, которые дали бы огромную прибыль при продаже в Чехословакии. Так что поезда были набиты сырьем и всевозможными товарами. Часть этого бесценного груза, несомненно, была оплачена, но большую его часть, которую хозяева называли военным трофеем, русские считали награбленным.

Атмосфера вокруг чехов неизбежно сгущалась. Их длинные, хорошо снабжаемые, не зараженные тифом поезда несли весьма малую часть того человеческого груза, коим были переполнены русские эшелоны. Хотя лишь немногие их критики находились ближе чем в 160 километрах от фронта, чехов бранили (за глаза) дезертирами, бежавшими с передовой и создавшими себе привилегированную, богатую жизнь в тылу. Более того, их подозревали в симпатиях к большевикам, и эти подозрения подкреплялись тем, что в одних местах они заключали пакты о ненападении с партизанами, а в других снабжали оружием железнодорожных рабочих, охранявших мосты.

Чехи с полным безразличием относились к негодованию окружающих. Они успешно контролировали железнодорожные станции, заводы, угольные склады, телефонные и телеграфные линии, обслуживавшие магистраль вплоть до Иркутска. И свою власть они использовали с максимальной выгодой для достижения единственной цели: как можно скорее перевезти всех своих людей и всю их собственность во Владивосток. Разумная цель и другой быть не могло, а если бы потребовалось оправдать ее юридически, им всего-то следовало напомнить о регулярных приказах их политических лидеров избегать вмешательства во внутренние российские конфликты.

К несчастью, единственный для них надежный способ добиться реальной цели (быстро добраться до побережья) или официальной цели (избегать вмешательства в военные действия) – это удерживать свои поезда впереди всех остальных поездов. У чехов были возможности defacto, если не dejure, делать это, и они это делали. В результате весь российский подвижной состав подолгу простаивал, а для последних эшелонов эти простои становились гибельными. Один британский офицер телеграфировал во Владивосток из какого-то пункта близ Боготола: «Положение сейчас таково, что все русские эшелоны восточнее фронта стоят и захватываются красными по десять – двадцать эшелонов в день». Во многих из тех поездов ехали женщины, дети, раненые и больные. Вероятно, выживших могло оказаться больше, чем представляется возможным для условий того времени, но даже если все слухи о кровавых бойнях не соответствуют действительности, многие должны были погибнуть после выселения из вагонов.