Судьба адмирала Колчака. 1917-1920

На месте казни находился священник. Приговоренные помолились вслух. Затем их поставили бок о бок в том месте, где многие мужчины и даже женщины в последний раз видели звезды. Глаза Пепеляева были закрыты, лицо – мертвенно-бледно. Колчак полностью владел собой. «Типа англичанина» – эта аналогия странным образом возникает вновь в официальном советском отчете о казни.

Раздался приказ, затем резкий залп, Пепеляев и Колчак упали. Последовал второй и, возможно, – видимость была плохой – излишний залп. (Тимирева в своей одиночной камере слышала грохот этой пальбы.) Тела ногами и прикладами скинули по наледи, потемневшей от крови других жертв, затем сбросили в воду и затолкали под лед. По выражению Чудновского, председателя Чрезвычайной следственной комиссии, тела были преданы водам Ангары.

Расстрельную команду построили снова, поскольку оставалась третья жертва: китаец по имени Чен Тинфань, нанятый охраной верховного правителя для самых грязных дел. Китаец владел различными специальными приемами, весьма ценными для допросов. Это мерзкое существо притащили на место казни, и снова прогремел залп. Чен Тинфань покинул этот мир той же дорогой, что провожал многих других. Водитель грузовика завел мотор, солдаты вскарабкались в кузов, и грузовик, подпрыгивая на ухабах, покатил мимо тюрьмы, по мосту через Ушаковку в Иркутск. На востоке занималась заря.

Глава 21 Истинное положение вещей

Интервенция с позором провалилась. Последние войска Антанты отплыли из Архангельска 27 сентября 1919 года. 6-я армия красных, не встретив сопротивления, вошла в город пять месяцев спустя, и местные жители приветствовали ее. Деникин, еще осенью находившийся в опасной близости от Москвы, был окончательно отброшен и в марте 1920 года с остатками своих армий заперт в Крыму, где передал командование барону Врангелю.

Но не все трудности остались позади, ибо поляки осуществили успешное наступление в глубь территории своих бывших владык, а французы, горячо поддерживавшие правое дело поляков, подзуживали Врангеля вырваться из Крыма хотя бы для отвлекающего удара. Стремительная атака Врангеля и маневры его врагов привели к эпилогу, такому же кровавому и бессмысленному, как и предыдущие главы истории Гражданской войны. Врангель отвоевал значительных размеров плацдарм в Южной России, и в августе 1920 года французское правительство официально признало de facto его власть.

Однако в октябре Польша и Советская Россия заключили мир, Красная армия смогла сосредоточиться на борьбе с последним оплотом контрреволюции, и Врангель, спасовав, очень успешно эвакуировал из Крыма в Турцию на 126 кораблях – в основном французских и русских – 100-тысячное войско и почти 50 тысяч гражданских лиц.

Врангелю, как и Колчаку, не всегда везло с подчиненными. Пожалуй, в нарисованном им в те решающие дни портрете его старшего армейского командира можно увидеть отображение упадка всего Белого движения.

Генерал Слащов, ранее названный Врангелем рабом морфия и хроническим алкоголиком, абсолютно не способным удержать самый незначительный рубеж, тем не менее защищал жизненно важный перешеек Перекоп, ворота Крыма. Перед главнокомандующим Слащов предстал в ужасающем виде. Лицо – смертельно бледное, губы дрожат, из глаз струятся слезы. В железнодорожном вагоне царил невероятный беспорядок. Стол заставлен бутылками и тарелками с закусками; повсюду разбросаны одежда, игральные карты, оружие. Среди всего этого хаоса Слащов в фантастическом белом доломане, отороченном золотой тесьмой и мехом. Вокруг самые разные птицы: журавль, ворон, ласточка и сойка. Они прыгали по столу и полкам, летали и садились на голову и плечи хозяина… Врангель настоял на том, чтобы генерал Слащов подвергся медицинскому обследованию.

В Сибири, месте крушения проектов всех союзных держав кроме Японии – несмотря на туманность такой надежды, – с самого падения Омска подразумевалось, что золото еще можно спасти. Тем временем последний из двух британских батальонов, 1-й батальон 9-го Гэмпширского полка, отплыл из Владивостока 1 ноября 1919 года. Некоторые офицеры и солдаты чуть ли не рыдали, когда транспортный корабль отходил от берега. Их мучили не угрызения совести и не жалость к измученной стране, которую они покидали, а тот факт, что по карантинным нормам, установленным в последний момент, им пришлось бросить прирученных ими собак. Эти несчастные животные, брошенные на набережной, неистово метались взад-вперед или сидели тоскливо подвывая.