Отплытие последних американцев весной 1920 года и последних чехов восемь месяцев спустя лишило японцев уважительных причин для сохранения большого экспедиционного корпуса на российской территории. Однако в марте партизаны уничтожили японский гарнизон Николаевска, находящийся в устье Амура, и убили всех японских граждан, живших в городе[45]. Население Японии было шокировано, и как раз перед отплытием последнего американского транспортного корабля Токио выступил с заявлением о тревожной ситуации на российском Дальнем Востоке, угрожающей не только жизни японцев в Сибири, но и «всеобщему миру» в Корее и Маньчжурии. Из этого следовало, что японские войска не могут быть выведены «немедленно». Однако японцы сократили свою зону оккупации до прибрежных территорий, включавших Владивосток, и в 1922 году покинули Россию. В следующем месяце Дальневосточная республика, словно марионетка, которую дернули за ниточки из Москвы, проголосовала за собственную ликвидацию, и власть перешла к большевикам.
Трагедия подошла к концу, актеры разошлись: некоторых ждало забвение, многих – из белогвардейского лагеря – нелегкая судьба. Не все исчезли из вида мирового сообщества. Генерал Сыровой занимал пост военного министра в чехословацком правительстве во время Мюнхенского соглашения 1938 года (англо-франко-германо-итальянский сговор об отторжении Судетской области у Чехословакии. –
Но есть еще два человека, которые заслуживают более подробного упоминания, поскольку каждый из них по-своему оказал серьезное влияние на крах Колчака: атаман Семенов и генерал Жанен.
Побег Семенова в Маньчжурию явился прямым следствием отхода японцев к побережью. В первые месяцы 1920 года авангардам Красной армии было еще далеко до Байкала, но к западу и востоку от Читы росло и крепло партизанское движение. Маленькая отчаянная армия атамана была недисциплинированной, и он терял последние остатки своей власти. Не дожидаясь худшего, он бросил свое маленькое царство и своих людей на произвол судьбы. Еще до того, как аэроплан Семенова покинул Читу, золотые и серебряные слитки и другая его добыча были, с любезного разрешения японцев, переправлены в Маньчжурию.
Там он и жил до конца своих дней, если не считать поездки в США, откуда его депортировали после скандала и судебного преследования. Наряду с укреплением японцев в Маньчжурии усиливалась и зависимость от них Семенова. Можно предположить, что он фигурировал во многих их туманных заговорах и планах, нацеленных против его духовной отчизны – Монголии.
Всю свою жизнь Семенов был удачливым хищником, сеявшим неприятности, обустраивавшим свое гнездышко и быстро удиравшим при приближении опасности. Есть некоторая ирония в том, что в конце концов он покорно сдался режиму, которому энергично противостоял двадцать пять лет если не делами, то словами. Когда в конце Второй мировой войны Красная армия победила японские маньчжурские войска в военной кампании, длившейся едва ли неделю, Семенова арестовала русская служба безопасности в Дайрене.
В августе 1946 года с семью другими белыми русскими, самым знатным из которых был князь Ухтомский, Семенов предстал перед Военной коллегией Верховного суда СССР. Всем восьми подсудимым предъявили обвинение в многолетней антисоветской деятельности и в службе японцам. Показания против них с готовностью давал пленный японский старший офицер. О прошлом Семенова в период Гражданской войны почти не говорили, но утверждали, что весной 1917 года он пытался организовать заговор с целью убийства Ленина и других советских лидеров.
Всех обвиняемых признали виновными. Двое получили большой срок тюремного заключения в трудовых лагерях, пятерых приговорили к смерти через расстрел. Семенова повесили. Справедливость, парадоксально воплотившаяся в сталинском трибунале, настигла человека, который, превратно толкуя ее, убил, покалечил или разорил бесчисленное множество невинных людей.