Судьба Алексея Ялового (сборник)

— Скажите ему, товарищ капитан, пусть не убивается. — Старшина подбросил ветки в костер, он задымил, вспыхнул ярче, Яловой заметил рваный шрам через всю щеку — штыком его, что ли? — Мы не такие, как они… Мы детишек, баб, стариков безвинно губить не будем. Народ переводить не будем.

— Не жалей ты их раньше времени, старшина! — веско бухнул кто-то из темноты.

Бесконечный марш. Ночью и днем. По лесным дорогам. Через речушки. По большакам. Батальоны то развертывались в боевые порядки, то вновь свертывались в походные колонны.

Фашисты пытались задержать продвижение, выбрасывая боевые заслоны. С минометами, бронетранспортерами, самоходными орудиями. Цеплялись за удобные рубежи. Но после короткого боя бросали позиции, откатывались дальше.

Алексей Яловой то уходил к артиллеристам, во второй, третий батальон, то вновь возвращался к Сурганову, батальон которого двигался головным.

Шли по затравевшему проселку. Вдали нависла лесная гряда. Сбоку в просвет било предзакатное солнце. Вдруг оно вспыхнуло на кустах одичавшего шиповника. Красные, розовые, белые чашечки засветились ярко, празднично.

В Яловом дрогнуло давнее, детское. Он подбежал к кустам и только тут увидел, что проходили они мимо того, что было когда-то поселением. Фашистские каратели сожгли деревню, видимо, давно, года два назад. Лишь бугры, поросшие бурьяном, свидетельствовали о том, где стояли когда-то избы. Даже печей не осталось. А шиповник уцелел. Хлебнул людской крови и слёз, колюче поднялся, выбросил к свету буйное цветение. Дождался своих…

Алексей торопливо сорвал один цветок, другой… Продел себе в петлю на кармане гимнастерки. Увидел девушек из санроты — Женю и вторую, с диковато косящими глазами, ее звали, кажется, Клавой, протянул им охапку. Они крикнули спасибо, засмеялись, начали прилаживать к пилоткам.

Яловой увидел, что и другие, по его примеру, выходили из рядов, подбегали к шиповнику. Цветы в петлицах гимнастерок, у звездочек на пилотках.

Почему так добрели лица при виде цветов? Виделось домашнее, незабытое. Соловьиные ночи. Светлые наличники родной избы…

И с привычной уже скорбью подумал о тех, кто жил когда-то в этих местах. Живой из них кто остался? Вернутся ли они сюда или так и зарастет по-кладбищенски суровое взбугренное поле, воскресающее летом в буйном цветении шиповника…

Все чаще попадались группы пленных.

За сожженной деревней встретились автоматчики из боевого охранения. Из лесу на дорогу они выталкивали пленных, строили их в колонну. Неожиданно, непонятно откуда, вынырнули штурмовики. Мрачно-зеленоватые, огромные, с красными звездами на крыльях, понеслись вдоль дороги с буревым оглушающим воем.

Пленные панически рванулись в разные стороны, попадали в кювет, закрывая руками голову, поползли к ямкам, пытаясь в них укрыться…

Автоматчики кричали: «Назад! Цурюк!», но страх был так силен, что не помогали даже предупредительные выстрелы.

И лишь после того, как один за другим над дорогой прошла шестерка штурмовиков, автоматчикам удалось собрать пленных. Немецкие солдаты неловко улыбались, отряхивались, знобко ежились…

— Во-о научили бегать! Резвее зайцев, — глаза Павла Сурганова в недобром прищуре. — Слыхал, они наши ИЛы «летающей смертью» называют. Теперь поверю. От одного вида, считай, добровольно на смерть кинулись. Свободно могли мои ребята их всех из автоматов порезать.

Повернулся к Яловому. Потряс сжатыми кулаками.

— Отливается им сорок первый! За все, что претерпели!

Неужели и впрямь скоро конец войны?..

Хмельное радостное чувство кружило голову.

И тут же приказывал себе не думать о том, что могло быть за тем рубежным днем. Надо было еще дожить до него. Надо было еще дойти, завоевать его.

Случилось так, что на короткий привал подвернули к лесному озерку среди сосен. Что тут началось! Друг перед другом, кто быстрей разденется, бултых в воду. Яловой среди первых. Обожгло, дохнуло прохладой. Поплыл среди кувшинок. Повернулся на спину, задышал часто, освобожденно.

Услышал крики. По берегу носился носатый майор, начальник штаба, грозил пистолетом, требовал к себе командира. Оказывается, был какой-то приказ: нельзя купаться в незнакомых, не обследованных санитарной службой водоемах.

Яловой медленно оделся, отошел подальше от сутолоки и гама, прилег под высокой, дремотно дышавшей сосной, прикрыл глаза.

Впервые за эти суматошные дни подумал об Ольге Николаевне. Как прощался с ней. Выпросил коня у командира полка, получил разрешение на короткую отлучку. Дивизия проходила мимо штаба армии.

Алексей увидел Ольгу Николаеву издали. Она торопилась, почти бежала. В гимнастерке, юбке, волосы развевались, не успела или не захотела надеть берет.

Обняла. Припала к плечу.

— Мы уходим. У меня минут пятнадцать, не больше.

— Я знаю, — бормотнула невнятно. — Мне вчера сказали…

Шла рядом с ним прямая, отрешенная. За елями и соснами, у кустарника она остановилась, вопросительно взглянула на Ялового, присела на траву.