Судьба Алексея Ялового (сборник)

Старший, Дмитро, пошел в другую породу. «Не их масти», — говаривала бабушка. И верно, заметно светлее был и отца и брата, лицо с наивной круглинкой, под выгнутыми бровями внимательные, с тайной думой глаза. И молчун. Все с книгами. Батько забрал его из шестого класса, то ли по хозяйству надо было, то ли взбунтовался старый против школы, которая тянула его детей в пионеры, в комсомол. Дмитро дома сам подготовился и сдал за семилетку. Собирался и дальше учиться: в город, в техникум. Тихий, тихий, а упрямый был хлопец.

В пятом классе начались у Алеши нелады с математикой. И пропустил много — овец пас, и учитель с тихим, слабым голосом объяснял в школе так — ничего не поймешь. Сидишь дома, бьешься над задачей, не знаешь, как и подступиться к ней.

Через окно увидел: Дмитро по улице идет, по грязи скользит. Алеша выскочил и к нему: покажи, как решать. Дмитро остановился, прочитал задачу, подумал и объяснил. Алеша удивился: до чего все просто и понятно.

С того времени Алеша и обрел себе консультанта. Но чтобы пробиться к нему, надо было преодолеть немало трудностей. Прежде всего надо было угадать, дома Дмитро или нет. Дождаться, пока старый Турченко пойдет в церковь: собирались теперь верующие в церковной сторожке. Желательно не наткнуться на Павла. Мог прогнать и не пустить к брату. Наконец, самое трудное: проскочить мимо собаки к двери. Только Алеша рванет, пес как гавкнет, откуда только он и брался, снова хлопец за угол спрячется. Стоит, переминается с ноги на ногу. Титка Ганна покажется во дворе, не замечает хлопчика, по своим делам из погреба в хату, из хаты в конюшню. Крикнет сердито:

— Нема Дмитра.

Или со злой ласковостью, нараспев:

— Самому, дитка, треба до грамоты доходить. Даром ничого не дают. Это Дмитро наш, дурной, задарма возится с тобою, платы не берет.

Алеша хлопал глазами. Где это слыхано требовать деньги за то, что расскажут, как решать задачу? Мама женщин грамоте вечерами учила сколько времени — ликбез называется, — научила читать, расписываться. В школе татусь и мама с отстающими учениками до поздней ночи занимались за плату, что ли? Слова у них такого в семье не было.

Вскоре подошло крутое время. Колхоз в тот год не выполнил плана хлебозаготовок. Не по силам оказалось. Все вывезли, а план не выполнили. Все село разбили на участки. По одному вызывали жителей к уполномоченному. Он листал список: сколько сеяли в огороде, сколько получили в колхозе на трудодни. И за этот, и за прошлые годы. Он и требовал: сдайте хлеб. Кто привозил мешок-другой, кто говорил: «Съели все».

Алешина мама сказала, сколько у них в закроме пшеницы. Попросила хотя немного оставить детям. Уполномоченный сказал:

— Не могу. Вы будете паек получать.

Сказал, когда приедут за зерном.

Бабушка дома в слезы, в крик:

— Дурна ты, дурна! Горя, лиха не бачила. Хто ж теперь признается, что зерно есть. Выгребают же дочиста! Сказала бы, перемололи все. Пропадем с голода! Сховай хоть трохи!

— Замовчить, мамо!

И Алеша поддержал свою сознательную маму. Государству хлеб нужен. Только кулаки гноят зерно в ямах. Сам ходил с бригадой, участвовал в хлебозаготовках. В школе попросили активных пионеров помочь бригадам содействия. Алеша вместе с дядьками заходил в хаты, солидно сидел на лавке, ждал, пока шли разговоры о погоде, а потом и о хлебе.

— Нема хлиба, — хмуро говорила хозяйка. Хозяина почти никогда в такие минуты не оказывалось дома.

— А як пошукаемо?

— Шукайте…

Выстукивали под печью, в углах… Выходили во двор. Стальной щуп Алеше:

— А ну лезь, хлопче.

И Алеша вершил государственное дело, лез на сено, старательно проверял щупом, не спрятано ли под ним зерно. Навозные кучи и те щупом обследовали.

Под зиму у кого оставалась мука — пекли хлеб с кукурузой. Дрожали над каждым початком, вылущивали до зернышка. В ступе толкли, крупа шла на кашу. Вспомнили: еда есть такая — мамалыга. Румыны, мол, одной мамалыгой и живут, без хлеба обходятся. В мамалыгу масло надо, а где оно? У кого кукурузы не было, тем совсем плохо приходилось. Картофель родил плохо. На квашеной капусте да соленых огурцах долго не протянешь.

Турченки накрепко отгородились от мира. Во дворе как вымерло, никого не увидишь. Окна изнутри занавешены ряднами, пес от двери не отходит. Алеша постоит на углу, попрыгает от холода то на одной ноге, то на другой и побредет домой с нерешенными задачами. И долго как воспоминание тянется следом странно знакомый сладковато-поджаристый запах… Алеша останавливался, принюхивался, как голодная собачонка. Из трубы или от двери просачивался сытный, необычный для нынешних времен запах. Даже голова кружилась.

Хата Турченко немо глядела на дорогу затемненными окнами. В полном расстройстве — задача никак не выходила — Алеша с разгона — будь что будет — пролетел двор, собака не успела метнуться от конюшни, вскочил через незапертую дверь в хату Турченко. Дмитро за столом, будто вечер наступил, при свете керосиновой лампы читал.

В полутемной нагретой хате празднично пахло печеным хлебом, поджаристой душистой коркой.