Судьба артиллерийского разведчика. Дивизия прорыва. От Белоруссии до Эльбы

Кирдаков объяснил мне, что 3-й (последний) промежуток находится недалеко от нас, метров 500–700 близ передовой, где-то во 2-й или даже 1-й линии траншей. Там оборудуется НП нашей батареи, там сейчас комбат, Комаров и разведчики (Шалевич и Хвощинский) с одним или двумя связистами. Затем он распределил дежурство у телефона, назначив меня в самое неудобное время с 12 ночи до 4 утра, когда ох как хочется спать. Объяснил, что я каждые 15–20 минут должен проверять связь с 1-м и 3-м промежутками и, естественно, отвечать на позывные по линии. Наш участок ответственности до 3-го промежутка у передовой. Если связь с ним оборвется, немедленно будить его или Шумова для восстановления линии. «А пока можешь поспать, чтобы не кемарить потом». Выслушав все, я пошел к недалеко журчащему ручью, набрал в котелок воды, вскипятил на костре, отрезал кусок от пайки хлеба, посыпал этот кусок сахарным песком, быстро поел. Затем наломал лапника, застелил близ костерка свободную ямку, слегка подкопав ее своей саперной лопаткой (какое-никакое укрытие). Прежде чем улечься, стянул валенки и вместе с портянками приладил подсушить к костру. Затем обмотал ноги запасными портянками, сунул их в вещмешок, который предварительно аккуратно опростал, улегся на свежую хвою и под редкие звуки передовой (протрещит вдали короткая очередь автомата или пулемет, где-то разорвется мина) почти сразу уснул. Холодно не было. Температура около нуля, теплое белье, ватные брюки, ватная телогрейка, ушанка, сверху шинель, что еще надо!

Вот кто-то трясет меня. «Вставай, уже около 12, садись на линию». Это Кирдаков меня будит. Вскочил, надел высохшие валенки, ополоснулся в ручье, но голова еще сонная. Шумова нет. «Тут недалеко лошадь убило, он пошел кусок отрезать, сменит тебя в 4 часа, время узнаешь по линии, разбуди его тогда. Да костер поддерживай, я наломал сухостоя». Кирдаков назвал наши позывные и соседних промежутков и лег спать. У костра лежала приличная куча сосновых и еловых сучков и ободранные стволы валежника.

Я уселся поудобнее, нацепил специально приспособленной веревочкой трубку телефона на ухо и нажал зуммер. Назвал позывные одного промежутка: «Сова, Сова, я Беркут, ты меня слышишь?», мне ответили что-то вроде «Слышу, слышу, смотри не дрыхни». Потом проверил другой промежуток. Налил кипяченой водички из котелка в кружку, выпил пару глотков, задумался опять о доме, пора писать письмо, чтобы не волновались. Зазуммерил телефон. Теперь меня проверяли. Так, отвечая на позывные промежутков или связываясь с ними, шло время. Проверяли друг друга каждые 15–20 минут, а то и чаще, чтобы не заснуть и знать, что связь не нарушена. Было тихо, безветренно, иногда слегка накрапывало. Невдалеке мерцал еще один костерик, наверно, промежуток какой-то другой части. Иногда кто-то проходил, слегка потрескивая сучьями под ногами. Изредка впереди раздавалась одиночная, вялая стрельба, мелькали сполохи ракет. Одиночества и тревоги не чувствовалось. Какая-то спокойная обстановка, ничто не указывало, что рядом передовая, что завтра возможен бой. Вскоре появился Шумов с куском конины на кости, молча, ловко и быстро разделал кусок на мелкие части, промыл, бросил в свой нестандартный, довольно объемистый котелок, подвесил над костром, подбросил сучьев и, наказав мне, чтобы следил полчасика-часик, лег спать. Я с трудом дотянул до 4 часов. Глаза прямо слипались, не помогали даже периодические проверки по телефону. Вставал, приплясывал, подбрасывал сучья в костер, вновь садился, и тут же набегала дремота. Вновь вскакивал и вновь садился. Наконец настало 4 часа, я разбудил Шумова, перекусил куском его конины и тут же завалился на свою лежанку. Около 7 меня разбудил, кажется, Кирдаков. «Быстрей вставай, сворачиваемся», — бросил он. Вот так фунт! Значит, никакого наступления здесь не будет! Или немцы опять отошли, стрельбы-то не слышно? В наступающем рассвете смотали связь, возвращаясь по моей ночной просеке. Вскоре вышли обратно на огневую позицию — грузиться на уже подъехавшие машины. Зря только корпели над блиндажами! Такое потом повторялось не раз — военные будни. Приезжали на место, разгружаемся (быстрее, быстрее!). Выкопали ровик, а то и блиндаж сделали, протянули связь; иногда еще не успевали закончить, как вдруг команда «Отбой! Сворачиваемся!» и вновь переезд, т. к. обстановка изменилась. Поэтому вначале часто делали все наспех. Иногда тяп-ляп, а уж потом «совершенствовали», смотря по обстановке.