Но женщина не обратила никакого внимания на мою деликатность, она широко распахнула дверь, прислонилась к притолоке.
- Понятно, - сказала она, поправляя распахнувшийся снизу халат, - а вас за какие такие заслуги сюда поселили?
Я покраснел. Во-первых, передо мной стояла презирающая меня женщина, во-вторых, она была почти голая, и, в-третьих, мне было неловко от того, что никаких особых заслуг я за собой не числил.
- Я прострелил насквозь "летающего воробья", - тихо сказал я.
Женщина поинтересовалась:
- Ну и?..
- И... Все...
Женщина вздохнула, оправила халат, запахнула его поплотнее.
- Понятно, - она отошла от порога и затворила за собой дверь.
После такой встречи мне стало не по себе, а тут еще в коридоре раздался дикий истошный вопль, нечленораздельный, изредка прерываемый мужским жалким бормотанием...
- Глашенька, Глашенька... да ты, ты... погоди... успокойся... ну, так бывает, ну, случается...
- Да! - женский вопль стал артикулирвоаться, складываться в более или менее понятные слова, - бывает! Только не с вами, суками, вы все живы-здоровы, невредимы...
- Глашенька, ну что ты говоришь - невредимы, ну, как ты можешь так говорить, - бормотал мужчина.
Я почесал в затылке. Мне пришло в голову высунуться в коридор и поглядеть, что там делается, но я поостерегся, тем паче, что мужское бормотание сменилось мужским же отчаянным, но басовитым криком.
- Паскуда! Но я тоже человек, понимаешь, да? Я - не тварь, не тряпка половая, чтобы об меня ноги вытирать! Хватит! Ты окстись, дорогая, ты вспомни, о ком слезы льешь. Оденься! Я тебе сказал - оденься! Сейчас же, что ты тут устраиваешь, что ты тут...
Топот, возня, потом хлопнувшая дверь. Я выглянул в коридор.
В коридоре стоял совершенно лысый мужичок, кряжистый, в спортивном тренировочном костюме.
Мужичок все старался закурить, но у него никак не получалось.
Он чиркал и ломал спичку.
- Извините, - сказал я, - я не знал, что так получится. Меня не предупредили...
Мужичок закурил и махнул рукой:
- О чем тебя должны были предупредить, парень? Не бери в голову...
Он с наслаждением затянулся и выпустил дым к потолку.
- Все обойдется, - сказал он, - рано или поздно, это должно было случиться. Не он - так я, правда?
- Правда, - согласился я, - и тогда бы она убивалась по вам, а его упрекала бы.
Лысый мужичок стряхнул пепел на пол и не успел ничего ответить, поскольку из-за коридорного сверта, оттуда, где, по всей видимоси, находилась кухня, донеслось громогласное:
- От... архимандрит твою бога мать, кто там смолит? Ну, блин, неужели не понятно: все равно что под себя гадить. Ну, что, не дотерпеть до "дыры неба"? Подошел и хоть ужрись этим дымом.
- Заткнись, - огрызнулся мужичок.
На кухне громыхнули сковородкой:
- Ты знаешь что, выбирай выражения - я не виноват, что у тебя семейная драма. Подумаешь, жена - блядь! Я что же, должен по этому поводу в табачном дыму задыхаться?
Мужичок притушил сигарету о стену, бросил окурок на пол.
- Нет, - спокойно сказал он, - по этому поводу ты сейчас у меня получишь по рылу.
В ту же секунду распахнулась дверь, и в коридор выскочила Глафира. Я невольно отступил назад. Она была очень большая, голая и красивая.
- Да, - закричала Глафира, - да - блядь! Только не для таких, как ты...Я лучше этому мозгляку одноглазому дам, чем тебе.
- Была охота, - донеслось равнодушное с кухни.
Глафира внезапно замерла, ее большое красивое тело как бы одеревенело, застыло, но все это продолжалось не более мгновения.
Глафиру швырнуло на пол.
К ней кинулся лысый мужичок, успев крикнуть мне:
- Одноглазый! Тащи подушку!
Я бросился в комнату, а когда воротился в коридор с подушкой, там уже бурлила и суетилась толпа вокруг бьющейся в падучей Глафиры.
- Что-то ее больно часто бить стало, - заметила средних лет женщина, деловито заглядывающая через плечи и спины собравшихся в центр круга.
- Все, все, - отчаянно выкрикнул лысый, - утихла... Подите все, подите...
Толпа стала расходиться. Лысый помог Глафире подняться и увел в комнату.
На полу осталась дурно пахнущая лужа.
- Еще и убирать за ней, - недовольно проворчал хам, прибежавший из кухни.
Кого-то он мне напоминал.
- Между прочим, - наставительно произнесла дама, сетовавшая на то, что Глафиру стало часто "бить", - при таких припадках происходит упущение кала или мочи.
- Ага, - подхватил хам, - стало быть, сказать "спасибо", что не обклалась?
- Истинно, - важно кивнула дама, - и сходить за ведром с тряпкой. Ты сегодня дежуришь?
Хам, бурча, двинулся за ведром с тряпкой.
Дама повернулась ко мне.
- Очень приятно, - сказала она, улыбаясь, - я - вдова командора, ответственная за этот коридор. Вы - новенький?
- Да, - сказал я и поклонился, - Джек Никольс.
- Жанна, - сказала дама и заулыбалась.
Я заметил на верхней губе усики, но они ничуть не уродовали даму.
Вернулся хам, шмякнул тряпку на пол, принялся затирать лужу.
- Я, Жанна Порфирьевна, - предупредил хам, - так скажу. Когда его дежурство будет, я так в коридоре насвинячу, так насвинячу...
- Куродо, - охнул я, - Куродо!
Куродо, а это был он, - поглядел на меня в изумлении.