Судьба драконов в послевоенной галактике

– В чем дело? – изумленно спросил Георгий. – Кажется, сатисфакции, как говорит наш водитель де Кюртис, должен был бы требовать я…

Со странным удовлетворением я заметил, что у Георгия была замотана голова.

– Георгий Алоисович, – вежливо и нежно заметил я, – вы совершенно правы… действительно, уже одно то, что в нашей квартире находится такой ублюдок, такая зеленая тварь, как…

Глафира захлопнула рот ладонью и сквозь тесно сомкнутые пальцы выговорила:

– Ох… что ты говоришь…Что такое говоришь?

– …Степан, – невозмутимо продолжил я, – уже одно это представляет собой серьезнейшее нарушение правил подземелья и угнетающе действует на психику людей – людей, подчеркиваю! а не зеленых тварей… Поэтому человек, добившийся разрешения от верховного координатора и от совета ветеранов, заручившийся согласием жильцов, не имеет права предъявлять какие-либо претензии…

– Нет, Джек, – поморщившись, сказал Георгий Алоисович, – ты, и в самом деле, что-то не то говоришь… Неправильно говоришь.

– Георгий Алоисович, – спросил я, – извините, что я прежде не поинтересовался: как перевязка прошла?

– Отлично, – помрачнев, ответил Георгий.

– Ну и прекрасно, – кивнул я, – просто замечательно!.. Так на чем же я остановился? Ах, да!.. Не имеет права предъявлять какие бы то ни было претензии. Вот именно! Должно помнить, что место зеленой твари в террариуме, или в спортзале в качестве тренажера, или в санчасти в качестве донора или санитара. Если же зеленой твари и позволено жить среди людей, то вести себя она должна скромнее скромного, памятуя о том, что один ее вид способен вызвать негативные эмоции у людей вообще, а у людей, занятых убийством таких тварей…

Георгий Алоисович слушал меня, опустив голову.

– Я ничего не понимаю, – сказала Глафира.

– А тебе и не надо ничего понимать, – быстро прервал ее я. – Главное, чтобы меня понял Георгий. А он меня понял. Верно?

Георгий Алоисович кивнул.

– И чудесно, – я прихлопнул ладонью по столу, – будем считать, что договорились.

Я поднялся и вышел вон.

В коридоре я прислонился к стенке.

Очень хотелось спать – вот что хотелось…

(Дзииинь… – так лопались огнедлаки. Дзиинь – и огненные брызги обжигали руки.)

Я побрел в комнату.

– Степа, – крикнул я, – я минут сорок подремлю. Ладно?

– Ладно, – отозвался Степа.

– Потом пойдем потренируемся, – сказал я, уже засыпая, уже проваливаясь в ватное великолепное, лепн(е безразличие сна…

Но поспать мне не удалось, вернее, я не добрал до сорока минут минут пятнадцать.

Меня разбудила Кэт. Она тронула меня за плечо, и я моментально проснулся. Хотя беготня в комнате началась значительно раньше, однако я дрых, не обращая на нее никакого внимания… О, счастливое свойство ветеранов-"отпетых" – спать под гром, под шум, взвизги, проклятия, стрельбу, когда это не касается лично тебя…

Хоть планета сейчас сойди с орбиты – мне-то что? Я буду спать. Но вот коснулась моего плеча Кэт, похожая на Мэлори (Мэлори, Мэлори, Мэлори) – и я проснулся… и сразу поднялся.

– Джек, – сказала Кэт, – Степа отравился.

Его как раз выволакивали из комнаты, я видел распахнутые, скребущие пол кожистые перепончатые крылья, закаченные, чуть подернутые белесой пленкой глаза, горло, вздрагивающее от спазмов, и пену, срывающуюся вниз из безгубого рта…

Санитары-ящеры действовали умело, сноровисто, я было сунулся помогать, но услышал квакающее:

– Папаня, досыпай… Уже проехали.

Я вышел вслед за ними в коридор.

В коридоре стояли де Кюртис, Глафира, Георгий Алоисович, из дальнего номера выскочил Жан-Жак – почти не общавшийся с нами "отпетый".

Куродо спал. Я бы тоже спал, если бы не Кэт.

Санитары вынесли Степу. Я присел на корточки и сжал голову руками.

– Джек, – тронула меня за плечо Кэт, – ему вовремя сделали промывание… Успели.

– Да, – я поднялся, махнул рукой, словно отгонял комаров, – да, извините, ребята, я что-то совсем… совсем не того.

Ко мне подошел Георгий Алоисович.

– Джек, – сказал он, – прости… Я не знал, что так получится.

Он был вполне искренен. Он расстраивался. Впрочем, все мы, "отпетые" – дубы порядочные…

***

– Вызывают, – сказала Глафира, – тебя и Георгия.

– Вылет? – спросил я.

– Ну да, – кивнула Глафира, – в нашем секторе только вы и остались.

– Придется одному, – вздохнул я, – сама видишь: Егор – нетранспортабелен…

Глафира покачала головой:

– Одному не получится. Шметтерлинг.

Действительно, одного "отпетого" никто не выпустит на шметтерлинга. Так не бывает, чтобы можно было справиться с этим монстром в одиночку. Стало быть, будут узнавать, что с Георгием, почему он не может лететь (какое лететь! он ходить не может!), а когда узнают, то загремит Георгий даже не в сержанты, даже не в "псы" – в охрану "столовых". Я глядел на него. Соображал.

– Степа из больницы вернулся, – сказала Глафира.

Это был выход и для меня, и для Георгия… Конечно, Степан ни разу не был на других планетах, и даже не собирался на них бывать, но раз такое дело? Такое скверное дело…

Я вышел.

(А то, что Степан похож на шметтерлинга, так еще и лучше! Отвлечет… монстра, покуда я буду перезаряжать…)

Полет Степа переносил плохо.