Судьба дворцового гренадера

"Сколько же лет покойному было? - соображал Иванов. - Немного за тридцать, раз в 1812 году совсем молодыми служили".

Когда возвратились на Мойку и подали чай, Жандр сказал:

- И Сашка там же погиб. В депеше Паскевича, мне передавали, писано, что в числе убитых двое слуг посланника...

Ох, Иваныч, какого удивительного человека Россия потеряла!

Вот уж истинно: ум дипломата, прилежание к делам, талант писателя и сердце благородное - всё дано ему было... И потянуло зачем-то на азиатов... Да не плачьте, Варвара Семеновна, душенька. Хорошо ли будет, коль и я зареву? Ведь мой друг лучший... Но подумать, каковы причуды судьбы! Вспомните, как радовались мы, что в двадцать шестом году его к суду не притянули, хотя столь близок с теми многими состоял. АН осудили бы, и писал бы сейчас в темнице во славу русской словесности...

В этот вечер Иванов долго ворочался с боку на бок, зажмуривался, но сон не шел. Как живого видел Грибоедова: то верхом на проездках под Стрельной, рассказывающего про гусарские проказы, то на ковре под" стогом сена, читающего свое сочинение, то за фортепьяно, надевшим на простреленный палец золотой чехольчик. И совсем недавним, похудевшим, загорелым, окрыленным счастливой любовью: "В Тифлис хочу поскорей. Я там наконец сердце оставил..."

А Сашка-то! Вот тебе и франтишка, пустомеля, хвастун.

Узнать бы хоть, защищал ли Александра Сергеевича... И вот опять судьба: слуги Кюхельбекера и Одоевского живы, а этот, который собирался в главноуправляющие...

На другой день в присутствии царя в дворцовом соборе служили панихиду по убиенному болярину Александру. Свободный в эти часы Иванов выстоял ее в Предцерковной. Хор пел так, что слеза прошибала, но собравшиеся равнодушно перешептывались о своих делах. Вчерашняя панихида в полутемной нижней церкви Николы морского была куда душевней.

При дворе был наложен недельный траур. Говорили, что Грибоедов погиб оттого, что настойчиво требовал уплаты долга в сроки, означенные в договоре. А шептали, что персы оттого осмелели, что мы за лето турок не доконали. Потом дали спектакль в Эрмитажном театре, бал, и жизнь дворца пошла своим чередом.

6

В апреле в Военной галерее вновь появился мистер Дов.

Малость постарел за год, пожелтел лицом, но так же не замечал лакеев и гренадер, так же скалил послушной улыбкой длинные зубы, когда видел князя Волконского, и устремлялся навстречу.

Голике стал носить один за другим погрудные портреты, в которых, видно, что-то дописывали, кряхтя, тащил в галерею стремянку и, бледнея от страха, лазил ставить их на места.

К июню в больших рамах появились красивые портреты в рост Кутузова, Барклая и английского полководца Веллингтона, который разбил Наполеона в 1815 году. Будто ему тут и не место, раз русские в том бою не участвовали. Разве оттого, что союзником считался?..

Как говорил Голике, из Петербурга Дов поедет в Варшаву, где изобразит также в рост, под пару Веллингтону, цесаревича Константина. Он еще меньше заслужил здешнее место - в боях разу не бывал, а все при покойном государе.

Дальше Дов отправится в Берлин и Вену, там напишет прусского короля и австрийского императора на конях. Может, теперь подучился лошадей изображать?..

Как-то Иванов, дежуривший в галерее, пофбил Голике принести самую высокую стремянку и подержал ее, пока тот лазал вставлять портреты в пятый ряд. Когда отнесли лестницу в чулан, немец стал благодарить, а гренадер спросил про Полякова.

- Истинно сожалею, но как мистер Дов приехали, то я всё при них и знакомца нашего не видел два месяца.

- А вольную выправили ему? Может, хоть про это слыхали?

- Да нет же. Такая неудача! Генерал тот на войне умер, а наследников три сына и вдова. Когда еще уговорятся, кому за него две тысячи рублей получать. Тут есть за что поспорить.

- Но раз дело такое верное, - сказал Иванов, - то ему можно и не беспокоиться - учись, знай.

- А он как раз очень в тревоге, что нет ему свободного сословия, хотя более года самим государем приказано с хозяевами всё уладить. Однако, по-моему, много важнее, что он грудью слаб, а в Академии нашей зимой весьма холодно в классах.

- И вы в той Академии учитесь?

- А как же. Только сейчас от мистера Дова мне неудобно отклониться, если столько лет на него работал.

В такой же теплый вечер, как прошлым летом, Иванов пошел на Васильевский. Но сначала направился на 7-ю линию, где не бывал с 1824 года. Все выглядело, как в счастливые дни. Только забор вокруг участка выкрашен иначе да на окнах памятного полуподвала розовые занавески. Две девочки лет по восьми, сидя на пороге, нянчили тряпочных кукол, что-то им напевая.

"Вот так же и Анюта бедная тут когда-то сиживала", - подумал Иванов и зашагал прочь.

Полякова он застал с палитрой и кистью в руках. Сначала все показалось, как в том году. В комнате опрятно, и царский портрет на мольберте, а за окном деревья в вечернем солнце.

И хозяин, приветливо встретив гостя, кликнул Танюше "вздуть"

самовар. Но когда сели за стол, то увидел, как тот похудел и в лице пропало прошлогоднее оживление.

- Здоров ли ты, братец? - спросил Иванов.