Судьба философа в интерьере эпохи.

И здесь же возникает проблема отношения к классическому наследству. Тут сложно что-то утверждать и на чем-то настаивать, ходить по земле фактов не так-то просто, но классики, ей-богу же, не виноваты, когда мы больше по привычке втягиваем их на правах доказательных авторитетов в довольно сомнительные ситуации. Этого, нам кажется, полезно всячески избегать: ни дух, ни буква марксизма-ленинизма не могут быть совмещены со схоластической системой доказательности, построенной на иерархиях авторитетов и антиавторитетов.

З.А. Каменский пишет: "Философия возникает тогда, когда предметом рассмотрения становится проблема отношения субъекта и объекта. Само по себе это отношение существовало еще до появления человека, до выделения его из животного мира. Но оно становится специфическим, когда появляется человек, а вместе с ним и такая форма этого отношения, как человеческая практика и знания, сперва выступающие как зачатки науки, а затем и как сама наука. В русле развития этой последней и возникает та область знания, предметом изучения которой становится само субъект-объектное отношение и для которой, следовательно, оно становится основной, конституирующей проблемой" (с. 120).

Постулируется, таким образом, последовательность: животное состояние - специфика практики и знания - зачатки науки - наука - философия. И ничего в этой последовательности не было бы странного, если бы она выдвигалась на правах гипотезы, а не принципа. А вот попытка обосновать ее как принцип вовлекает автора в сложные доказательные маневры. Ему приходится ссылаться на Энгельса, а чтобы получить это право - отождествлять субъект-объектное отношение с основным вопросом философии, что уже само по себе не так уж бесспорно. Но дело даже не в этом, а в том, что, включая в систему доказательств Энгельса как такового, автор подписывает моральное обязательство следовать и другим высказываниям Энгельса, прежде всего о философии и науке. Таких высказываний много и в "Диалектике природы", и в других работах. Приведем типичное: "Восемнадцатый век собрал воедино результаты прошлой истории, которые до того выступали лишь разрозненно и в форме случайности, и показал их необходимость и внутреннее сцепление. Бесчисленные хаотичные данные познания были упорядочены, выделены и приведены в причинную связь; знание стало наукой, и науки приблизились к своему завершению, т.е. сомкнулись, с одной стороны, с философией, а с другой - с практикой. До восемнадцатого века никакой науки не было; познание природы получило свою научную форму лишь в восемнадцатом веке или, в некоторых отраслях, несколькими годами раньше" (Соч., т. 1, с. 599).

Если наложить это высказывание Энгельса на предложенную автором последовательность, мы получим более чем забавный результат. Энгельс, правда, говорит о стихийном материализме древних греков, о наивно-материалистическом характере их мировоззрения (см.: Диалектика природы. М., 1955, с. 147- 148*), (* Эта огорчительная стихийность и неуместная наивность прекращены в нашей историко-философской традиции усилиями М.А. Дынника.)

и философии, которая должна бы, по постулату автора с уточнением Энгельса, появиться "в русле развития науки" где-то после XVIII в., разрешено теперь появиться там, где она появилась, - у древних греков. Но тут же, как только речь заходит о материализме и идеализме, на сцене появляются свидетельства Ленина и Маркса, с которыми в принятой автором системе доказательств также приходится считаться как с абсолютами.

Мы вовсе не собираемся разбираться, кто здесь прав, чьим свидетельствам следует придавать больше весу и т.д. и т.п. Не в этом дело. Просто мы твердо убеждены, что в нормах схоластической аргументации можно "доказать" все; здесь дело обстоит точно так же, как и с "принципиальным" построением истории философии: элиминировать одни, отправлять на периферию другие, брать нужные цитаты, выстраивать "в строгую, четкую линию" любые авторитетные фразы - неотъемлемое право любого увлекающегося этим видом доказательств. Вместе с тем, если свидетельства классиков берутся, как и должно, на правах историко-философских фактов, они сами образуют проблему и способны помочь разобраться в других проблемах.

В самом деле, если взять центральный для статьи З.А. Каменского вопрос о двух "чистых" решениях субъект-объектного отношения, то, поскольку это отношение преобразовано в основной вопрос философии, мы оказываемся все перед той же проблемой возникновения материализма и идеализма, относительно которой, среди прочего, подлежащего исследованию материала, есть три свидетельства классиков, различно трактующих это событие. Расхождение классических результатов само может стать предметом историко-философского исследования, в котором, видимо, одним из центральных будет вопрос о том, почему Маркс, получивший классическое образование специалист-античник, особенно по философии Демокрита и Эпикура, практически ничего не говорит об античном материализме, тогда как Энгельс и Ленин, не будучи специалистами-античниками, говорят об античном материализме.