Судьба философа в интерьере эпохи.

Эта позиция подкреплена и своеобразным лингвистическим материализмом образца XVII-XVIII вв., еще больше сближающим исходное сечение Соссюра язык-речь с традиционным для науки водоразделом теория-взаимодействие. "По нашему мнению, некоторые течения современной лингвистики напрасно прибегают к реализму, плохо обоснованному с точки зрения теории познания; лучше было бы вернуться к номинализму. Реализм не упрощает, а усложняет вещи, не расширяя сколько-нибудь существенно наших знаний. Лингвист, изучающий соотношения между именем и вещью, должен особо стремиться к тому, чтобы имя и вещь не смешивались" (там же). По сути дела, это и есть лозунг современной лингвистики: текст - природа лингвиста.

Предлагается, таким образом, описывать то, что есть, руководствуясь при этом идеей репродукции, повтора - "если эти пределы зафиксированы точно, в актах речи не имеет места выход за них", то есть возникает обычная естественнонаучная или кибернетическая ситуация описания по поведению, поиска за явлениями закона, устойчивого в надежде, что найденное будет обладать свойствами обратимости, и, единожды выделив этот момент устойчивости в повторах, мы всегда сможем воспроизвести группу связанных с ним явлений. В "Пролегоменах" Ельмслев пишет: "Цель лингвистической теории - испытать, по-видимому, на исключительно благоприятном объекте тезис о том, что существует система, лежащая в основе процесса, - постоянное, лежащее в основе изменений" (5, с. 271).

Это постоянное, лежащее в основе изменений, надлежит изъять из текстов. "Объекты, интересующие лингвистическую теорию, суть тексты. Цель лингвистической теории - создать процедурный метод, с помощью которого можно понять данный текст, применяя непротиворечивое и исчерпывающее описание. Но лингвистическая теория должна также указать, как с помощью этого метода можно понять любой другой текст той же самой природы... Пользуясь инструментом лингвистической теории, мы можем взять из выборки текстов запас знаний, который снова можно использовать на других текстах. Эти знания касаются не только и не столько процессов или текстов, из которых они извлечены, но системы или языка, на основе которой (или которого) построены все тексты определенной природы и с помощью которой (или которого) мы можем строить новые тексты. Посредством лингвистической информации, полученной нами таким образом, мы сможем построить любые мыслимые или теоретически возможные тексты на одном и том же языке... По-видимому, было бы невозможным для человека проработать все существующие тексты, и, более того, этот труд был бы напрасным, поскольку теория должна распространяться также и на еще не существующие тексты. Лингвист-теоретик, как и всякий другой теоретик, должен предвидеть все мыслимые возможности - представить эти возможности, которые он сам не испытал и не видел, реализованными, хотя некоторые из них, вероятно, никогда не будут реализованы. Только таким образом можно создать лингвистическую теорию, которую с уверенностью можно применять" (там же, с. 276-277).

Нет ничего легче, как сходу раскритиковать философскую несостоятельность такой теории, где мир речевой деятельности (узус) - "множество возможностей, из которых в момент акта речи совершается свободный выбор", и замкнутую систему таких возможностей можно извлечь из выборки текстов, можно определить по этой системе границы узуса и пребывать в полной уверенности, что ничего нового даже в "несуществующих текстах" не будет сказано. Лингвист-теоретик, властелин такой всеобъемлющей теории, оказался бы в силу способности предвидеть все "мыслимые возможности" по совместительству всеведущим богом христиан: знать все, что было, есть и будет сказано или написано, а именно такая задача ставится Ельмслевом перед лингвистической теорией, значит, заведомо знать все. Но увлеченные и заинтересованные редко задумываются над следствиями из собственных постулатов, и к тому же лингвистика критиковала и критикует себя более фундаментально и для самой себя доказательнее, чем это может сделать философ, поэтому не будем торопиться и попробуем понять, что же привлекало и привлекает так много сил, таланта, увлечения, времени к разработке научной или математической модели языка.

Хотя и частным, но важным обстоятельством было здесь, нам кажется, появление кибернетики и счетных машин. Не ограниченные в принципе возможности машинной памяти и быстродействия создали условия для перевода теоретической проблемы в плоскость практической ее реализации, приложения прежде всего для перевода с языка на язык - действительно актуальной задачи в условиях научно-технической революции.