Судьба генерала Джона Турчина

— И вас рад видеть, мистер Турчин, — прибавил Линкольн с еле уловимой доброй улыбкой. («Помнит!» — радостно всколыхнулось в Турчанинове.) — Как поживает миссис Турчин? По-прежнему работает в лазарете?

— Да, мистер президент, — благодарно ответил Иван Васильевич. («И Наденьку помнит!»)

— Передайте ей привет, — сказал президент. — У вас достойная супруга, генерал.

Но тут внезапно какой-то совершенно недопустимый шум послышался за спиной Турчанинова — там, где был построен для встречи высокого гостя цветной полк. Нарастающий ропот возбужденного говора, голоса: «Президент!.. Авраам!..» Затем все потонуло в общем ликующем реве, в топоте бегущих ног, и, оглянувшись, с ужасом увидел Иван Васильевич, что от стройных, идеально выровненных, застывших на месте, черноликих синих шеренг и следа не осталось. Они превратились в беспорядочную горланящую толпу негров в солдатских мундирах, и эта толпа, вздымая пыль, в неудержимом порыве валит навстречу Линкольну, не слушая гневно-растерянных окриков офицеров, которые тщетно пытаются восстановить порядок. Какой там порядок! Какая там дисциплина! Негры запрудили дорогу и плотным кольцом окружили сидевшего на белой лошади президента. Они были вне себя от восторга, что воочию видят Освободителя, они вопили, размахивали солдатскими кепи, приплясывали, пели.

— Боже, благослови массу Линкама! Господь, спаси отца Авраама! — неслось со всех сторон.

Сдерживая испуганную, тревожно всхрапывающую лошадь, Линкольн шагом пробирался среди наседающих на него, бегущих рядом со стременем черных солдат. Он ехал с непокрытой седеющей головой. Сквозь густую, взбитую сотнями ног завесу пыли он видел вокруг себя дышащие детски бесхитростным счастьем, черные до синевы, темно-кофейные, закоптело-медные, шоколадные лица, сверкающие яркой белизной белков и зубов. Каждый хотел к нему прикоснуться, хотя бы погладить кожаное седло, горячую, потную шерсть лошади. Иным удавалось, оттолкнув соседа, на ходу припасть губами к большой костлявой руке, которая держала снятый с головы цилиндр. Многие плакали.

Толпа несколько оттерла Турчанинова от президента. Иван Васильевич видел, как коренастая негритянка в армейской куртке приплясывала и пела, мерно хлопая в ладоши:

— Авраам! Авраам! Авраам!

Откуда она взялась, Гарриэт Табмэн? Лицо ее светилось ослепительной улыбкой, она шла и плясала, поворачиваясь во все стороны, играя и плечами, и локтями, и бедрами. Так, наверно, плясала под грохот праздничного тамтама африканская ее бабка в тени баобаба, среди желтых конических хижин воинственного племени ашанти.

«Нет, ради этого стоило начинать войну, — невольно растроганный, думал Турчанинов, наблюдая, как встречают Линкольна черные солдаты. — Ради этого стоило записаться добровольцем, чтобы после можно было сказать: я тоже участвовал...»

— Друзья мои... Дети мои... — говорил президент смятым голосом. Он ехал среди кипящей толпы, захваченный бурей первобытного восторга и благодарности, и вспоминал, как долго колебался, прежде чем решился освободить черных рабов. А что, если после этого еще несколько штатов присоединятся к мятежникам? А что, если половина офицеров-северян откажется воевать? Нисколько не была исключена такая возможность.

Но постепенно ему стало ясно: выиграть тяжелую, затянувшуюся, жестокую войну и спасти Союз штатов можно, лишь действуя решительно, без оглядки на многочисленных противников, а прежде всего — навеки покончив с рабством.

А негритянские полки? Сколько было сомнений, сколько опасений, пока дал согласие на их формирование. Цветное население Севера засыпало Вашингтон просьбами разрешить защищать отечество с оружием в руках, создавало свои отряды и полки. Военному министру сообщали: черный полк из Нью-Йорка может быть направлен на позиции через тридцать дней. Негры Филадельфии давали два полка — пять тысяч штыков. В Бостоне, Провиденсе, Кливленде, Каламбесе — всюду рвались в армию цветные волонтеры. Фредерик Дуглас писал в своем журнале: «Один полк черных в такой войне будет соответствовать двум полкам белых... Сам факт появления цветных будет более ужасен для рабовладельцев, чем порох и ядра...»

В ответ первые годы из Вашингтона неизменно приходили отказы. Как? Дать черным рабам в руки оружие и научить их стрелять? Поставить их наравне с белыми солдатами?..

А теперь создано шестнадцать негритянских полков, в их рядах около двадцати тысяч, и сражаются они превосходно. Всего же в армиях Союза нынче около полутораста тысяч негров, и число их все увеличивается.

Ему пришли на память споры с политическими противниками. «Ни один человек не в силах подавить мятеж без помощи такого рычага, как освобождение негров», — отвечал он им...

— Дети мои... — говорил Линкольн теснящимся вокруг его лошади черным солдатам. Голос дрожал, на запыленном лице пролегли вдоль крыльев носа две светлые блестящие бороздки.