Ехавший рядом Грант, морщась от клубов застилавшей глаза пыли, поглядывал на президента с добродушной насмешкой: расчувствовался старый Эйби... «Дикари! — думал генерал, придерживая лошадь, чтоб не задавить ненароком кого-нибудь (прямо под копыта лезут, черномазые!). Дикари! Вводи среди них дисциплину!.. Впрочем, дерутся неплохо, нужно отдать справедливость».
Он вспомнил битву за Милликен Бенд, в которой командовал войсками. Жестокое было сражение. По существу, штурмовали врага одни лишь негритянские полки. И разбили наголову. Да‑с, сэр, наголову расколотили южан!
ГРЕХОВНЫЕ МЫСЛИ МАЙКЛА
1865 год, Филадельфия.
Кем же он был сейчас? Генералом в отставке, ветераном трех войн или желторотым юнцом — студентом инженерного колледжа?
На такой риторический вопрос, право, самому Ивану Васильевичу было нелегко ответить. Одно только чувствовал: хоть невесело в том признаться, а новые походы, сражения и прочие передряги ратной жизни больше не по силам ему. Чему ж удивляться? Молодые годы остались позади. Жизненная стезя всползла уже на тот перевал, откуда пойдет спуск только к могиле, — другое дело, какой — длинный или короткий. Вот когда напомнили о себе все старые раны и контузии, все телесные и душевные потрясения, выпавшие на его долю за время трех войн — венгерского похода, Севастопольской кампании и американской междоусобицы. Делать нечего, пришлось подчиниться решению врачебной комиссии, которая в октябре тысяча восемьсот шестьдесят четвертого года исключила бригадного генерала Джона Турчина из списков начальствующего состава американской федеральной армии, хоть еще и продолжалась война.
Ну, а теперь чем заняться в смысле куска хлеба? Это лишь на военной службе государство само тебя поит-кормит.
Всесторонне обсудив с женой столь серьезный вопрос, решил Иван Васильевич поступить в инженерный колледж в Филадельфии, благо что на возраст студента внимания там не обращалось. В канун войны Америка переживала пору бурного строительства железных дорог, и не было никакого сомнения, что, когда наступит мир, большой появится спрос на инженеров-железнодорожников. Иван Васильевич был принят в колледж, и Турчаниновы поселились в тихой Филадельфии, где некогда училась и Надин. На пятом десятке лет — ничего не поделаешь! — пришлось вновь усесться за учебники, тряхнуть стариной. Но право же, когда, вызванный преподавателем к кафедре, отвечал он урок или, бойко постукивая мелом, выводил на доске математические формулы, молодел душой Иван Васильевич и чувствовал себя так, будто скинул с плеч лет, примерно, тридцать.
Война тем временем не утихала, мало того — принимала совсем иной характер. С жадностью набрасываясь утром и вечером на газеты, понимал Турчанинов, что наступил наконец долгожданный перелом и федеральная армия теперь начинает брать верх. Геттисберг — видел он — был поворотным пунктом всей кампании. После этого сражения южане ни разу уже не вторглись на территорию северных штатов и только защищались от ударов, которые им наносил генерал Грант, один крепче другого.
— Ай да Грант! Ай да молодцы! — возбужденно бормотал Турчанинов, сидя с развернутой в руках газетой. — Наденька, ты послушай, какая победа!
И оглашал публикацию о новых успехах на фронте, а потом — военная косточка! — принимался сетовать на судьбу:
— Такое творится, а ты, как байбак, дома панталоны просиживай... Ведь по-настоящему война только-только начинает разворачиваться.
Особенно взбудоражили Ивана Васильевича газетные телеграммы об опустошительном зимнем рейде армии Шермана по вражеским тылам, благодаря чему надвое оказалась разрезанной территория южных штатов.
— Шерман-то, Шерман каков! Что разделывает! Лихач!
С сердцем швырнул скомканную газету на стол, вскочил, принялся шагать.
— Только подумать, что и я мог проделать весь этот славный поход! О ч‑черт!..
Спокойный голос Надин несколько охладил его пыл старого вояки:
— А я, Жан, очень довольна, что ты дома и со мной. Навоевался, милый, хватит. Достаточно уж я извелась за эти годы. Господи, каждый бой, каждое сраженье!..
Какая бездонная раскрылась внезапно перед ним в этих словах глубина и преданность беззаветной женской любви! Любви самоотверженной, стойкой и мужественной, безропотно делившей с ним все жизненные невзгоды... Растроганный Турчанинов привлек жену к себе на грудь и тихо поцеловал.
Затянувшаяся междоусобная война постепенно завершалась. Боевая инициатива давно уже была в руках Гранта. 3 апреля пал последний оплот мятежников — Ричмонд, по опустелым улицам, дымящимся догорающими пожарами, медленно проехал Линкольн, за которым следовал небольшой эскорт. Несколько дней спустя, 9 апреля тысяча восемьсот шестьдесят пятого года, в маленьком фермерском домике недалеко от Ричмонда, был подписан акт о капитуляции. Генерал Роберт Ли, армия которого после битвы оказалась окруженной федеральными войсками, по всем правилам военной учтивости сдался генералу Улиссу Гранту.