Судьба генерала Джона Турчина

— И вы тоже?

— И я.

— За генерала Гранта?

— Да.

— О, мистер Старботл!

(Старботл!.. Турчанинов и Надин переглянулись.)

— А что такого? — спросил Старботл. — Америке нужен сильный президент. Джонсон слишком слаб. На второй срок его выбирать нельзя.

— Но Грант расколотил вашего Ли.

— Ну и что из того?

— Как что? Грант воевал против южан.

— Э! Во-первых, Грант демократ. Во-вторых, война есть война. В конце концов, война — это бизнес. У многих умных людей в результате войны сильно поправились дела. Не правда ли, мой дорогой Морган?

— И еще как!

Сытый, понимающий смешок с той и с другой стороны.

— А вы поглядите, как закипела деловая жизнь после войны! Америка не знала еще такого расцвета. Новые железнодорожные компании, новые промышленные предприятия, новые банки... Все кипит!

— Да, курс акций сильно поднялся за время войны, вы правы. Акции Центральной Иллинойской компании с шести долларов дошли до ста тридцати двух. Компании Эри были семнадцать, теперь сто двадцать шесть.

— Вот видите.

— Но вас-то лично, мистер Старботл, война, наверно, крепко ударила?

— Меня? Война? Вы смеетесь, Морган. На моих плантациях работают те же негры. Раньше, как-никак, я должен был их содержать, кормить. Теперь я плачу им ровно столько, чтоб они не подохли с голоду. Как видите, разница невелика.

Турчаниновы обедали и прислушивались к беседе.

Из стоявшей перед ним бутылки Старботл налил себе и Моргану вина.

— За дальнейшие успехи!

Чокнулись, выпили.

— О, уже Мичиган! — сказал Старботл, поглядев в окно, за которым блеснула безбрежная вода. — Надо собираться.

— Вы в Чикаго?

— Да. По делам.

Старботл расплатился с официантом, швырнул на стол добавочно мятую кредитку (официант поклонился в пояс), пожал руку приятелю и, ступая как моряк на палубе корабля, направился к двери. За минувшие десять лет бакенбарды у него побелели, красное лицо обрюзгло еще больше, но по-прежнему был он крепок и плотен. Что касается оставшегося сидеть Моргана, то красный свой галстук он сменил нынче на синий, с бриллиантовой булавкой, приобрел сытую, самодовольную осанку, да и в теле заметно прибавил.

— Да-а... — протянул Турчанинов, вставая из-за столика. Многое выразило это грустно-насмешливое, едкое «да‑а». — Ну что ж, пойдем и мы, Надин.

В могучем и ясном спокойствии открывалась за летящими окнами синяя ширь гигантского озера, на берегу которого раскинулся большой, дымящий фабричными трубами, город. Расплывчато отражались в воде выстроившиеся вдали на набережной многоэтажные белые дома. Поезд шел вдоль берега, ленивые зеленоватые волны, удачно имитируя море, накатывались на берег и рассыпались пеной у самой насыпи.

— Чикаго! — сказал, стоя у окна, Турчанинов. Багаж его давно был собран.

Чикаго! Здесь когда-то записался он в армию, отсюда ушел со своим 19‑м Иллинойским. Здесь была устроена ему триумфальная встреча и поднесен стальной меч. Турчанинову припомнилось, как покидал он воюющую Алабаму, для того чтобы получить почетный этот меч. Лагерь бригады тянулся на несколько миль вдоль железнодорожного пути. Поезд, на котором он ехал, шел мимо рядов белых палаток, откуда густо вылезали солдаты. Они бежали к насыпи с рельсами, кучками стояли вдоль всего полотна и размахивали шапками, провожая своего командира. И он, стоя вот так же, как сейчас, у окна вагона, прощально махал им рукой и чувствовал, что сжимается горло... «Русский громобой» называли его тогда чикагские газеты...

Так встречал Чикаго своего земляка, генерала-триумфатора. Как-то он встретит инженера-строителя?..

Гремя и качаясь на стрелках, поезд переходил с одного пути на другой, блестящие стальные рельсы, змеясь, точно живые, разбегались и вновь сходились. В окнах запестрели, зарябили, отсчитываясь все медленнее и медленнее, пассажирские и товарные составы на путях, за которыми скрылось синее полотнище Мичигана. Поезд остановился на втором пути. На первом пути уже стоял встречный пассажирский состав.

С чемоданами в обеих руках, Турчанинов вылез из вагона и включился вместе с женой в шумный, толкучий, устремившийся к выходу поток новоприбывших.

— Вот это баба, будь я проклят! Четверо парней не могут справиться! — заржал кто-то у него над ухом.

Оглянувшись на то, на что глазели, остановясь, несколько зевак, увидел Иван Васильевич, как трое железнодорожников, заодно с каким-то дюжим доброхотом из пассажиров, втаскивали в широко раскрытую дверь багажного вагона негритянку в старой солдатской куртке. Женщина сопротивлялась изо всех сил, но озверелые мужчины волокли ее, крепко держа за руки и кулаками поддавая в спину. Знакомое шоколадное, сейчас искаженное, лицо увидел Иван Васильевич, болтающуюся на полной груди серебряную медальку...

— Гарриэт! — в изумлении воскликнула Надин. — Что они с ней делают?.. Ты куда, Жан?

— Погоди, я сейчас. — Опустив чемоданы на землю и оставив около них жену, Турчанинов бросился выручать негритянку.