Судьба генерала Джона Турчина

Так и доживал с тех пор свои дни промотавшийся Якунька, кочуя от помещика к помещику, наполовину приживал, наполовину шут.

...Неожиданная встреча на балу произвела на Софи сильное и глубокое впечатление. Конечно, еще в Петербурге она обратила внимание на молодого офицера, который, систематически бывая в церкви, не сводил с нее, Софи, глаз, а потом шел следом до самых ворот. Что греха таить, он понравился ей, этот таинственный офицер. Но все это осталось в далеком Петербурге, за тысячи верст, и уже подернулось дымкой забвения.

И вдруг он здесь, он стоит перед нею. И не только стоит, но и разговаривает с нею, она с ним танцует, она ощущает тепло и силу его рук, она с ним гуляет у них в саду, она слышит его голос, и этот взволнованный голос говорит ей, что он, Турчанинов, поставил себе целью найти ее — и вот, несмотря ни на что, нашел...

Это было удивительно, необыкновенно. Романтично...

КОСА НА КАМЕНЬ

Наталья Гурьевна принимала у себя гостя — молодого князя Кильдей-Девлетова. Оба сидели в гостиной.

Гость пожаловал к Перфильевым совершенно неожиданно, без приглашения, и застал хозяйку врасплох, в утреннем неглиже. Взволнованная, польщенная таким посещением Наталья Гурьевна лишь наспех могла привести себя в порядок перед тем, как выйти. По утрам обычно, шлепая желтыми пятками, она расхаживала по комнатам в домашних туфлях на босу ногу, в накинутом на плечи халате Ивана Акинфиевича, немытая, нечесаная, ругалась на девок и отдавала приказания.

Основное, ради чего приехал князь Илья, было уже сказано, и теперь оба сидели в тягостном ожидании, пока посланная на поиски Дуняша разыщет и приведет ушедшую куда-то, очевидно на прогулку, Софи.

— Просто не понимаю, куда она девалась, — виновато, с досадой на дочь, повторяла Наталья Гурьевна.

Князь молчал с учтивым видом, положив обе руки на эфес поставленной между колен сабли, и серебряно дрожал шпорой. Левую руку стягивала белая лайковая перчатка. Но вот из двери выглянула запыхавшаяся, только что вернувшаяся с розысков Дуняша.

— Нашла барышню... У себя в комнате, вас дожидается, барыня.

Наталья Гурьевна, извинившись перед знатным гостем, поднялась из кресла, торопливо прошумела колышующимся кринолином. На некоторое время князь Илья остался в одиночестве. Он усмехнулся и закрутил ус, представив себе, какой горячий, взволнованный разговор идет сейчас между матерью и дочерью, как поспешно переодевается и прихорашивается перед зеркалом Софи. Вскоре должна появиться в сопровождении сияющей мамаши — пылающая румянцем радостного смущенья, робкая, восемнадцатилетняя, невинная, прелестная... Протянет ему нежную, трепетную ручку и, не в силах поднять глаза, скажет еле слышно: «Я согласна...»

Черт возьми! Эта крошка по-настоящему вскружила ему голову. Вот никогда не думал, когда покидал столицу, что вернется с молоденькой очаровательной женой. Разумеется, с женой, как же может быть иначе?

Правда, тогда в парке произошла у них маленькая размолвка. Впрочем, это пустяки, мелочь. Просто девичье жеманство... Может быть, ему, князю Илье, действительно не следовало бы так быстро переходить в решительную атаку — хо-хо, по-кавалерийски, по-гусарски! — но, в конце концов, это не беда. Пылкая страсть, темперамент, ничего не поделаешь. А женщинам нравится, когда мужчина теряет из-за них голову...

Картинно опираясь на саблю, Кильдей-Девлетов сидел в кресле, нетерпеливо дрожал коленкой и прислушивался, не раздаются ли за дверью легкие приближающиеся шаги. Что-то долго их не слышалось...

Но вот шаги, которых с нетерпением он дожидался, наконец послышались, — нет, не легкие девичьи, а более тяжелые, Натальи Гурьевны. Одной лишь Натальи Гурьевны. Она появилась, и князя Илью неприятно удивили красные пятна у нее на скулах, расстроенный вид.

— Я говорила с моей дочерью. — Она уселась на свое место, избегая глядеть Кильдей-Девлетову в глаза. — Софи благодарит вас, дорогой князь... и вообще очень польщена...

Наталья Гурьевна как бы запнулась и принялась разглаживать оборку платья на сомкнутых коленях. Кильдей-Девлетов глядел выжидающе, несколько сдвинув черные, разросшиеся, как у отца, брови, похлопывал по колену лайковой перчаткой.

— Но ваше предложение было таким для нее неожиданным... Она совсем не думала о замужестве... Ведь девочка только что приехала... Так долго не видела нас, хочет пожить в родительском доме...

Князь Илья выпятил расшитую золотыми шнурами грудь.

— Иными словами, уважаемая Наталья Гурьевна, я, князь Кильдей-Девлетов, получил отказ? — спросил он, выговаривая слова с леденящей отчетливостью.

— О нет, что вы, дорогой князь!.. Такое лестное предложение, что вы! — залепетала Перфильева, совсем уж смешавшись. — Софи только просит дать ей подумать... Завтра она уведомит вас... Она, конечно, согласится...

Кильдей-Девлетов встал, натягивая на правую руку белую перчатку. Ничего не сказал. Прощаясь с хозяйкой, сухим коротким движением согнул и выпрямил шею и, придерживая саблю, твердыми звенящими шагами направился к ожидавшей у подъезда коляске.

* * *