Судьба генерала Джона Турчина

— О, личность поистине замечательная! Она пробирается на Юг и выводит негров из неволи. Наверно, вывела не одну уже сотню. Необыкновенно отважная и энергическая женщина. Ловка, хитра, вынослива, как черт. О себе рассказывать она не любит, но ежели начнет рассказывать — заслушаешься, такие приключения! Что твой Рокамболь!.. За ее голову назначена награда в восемь тысяч долларов.

Редко о ком повествовал Иван Васильевич с таким одушевлением, как об этой вынырнувшей из ночной темени черноликой бродяжке.

— И куда же она ведет своих негров? В Канаду? — продолжала расспрашивать не на шутку заинтересованная Надин.

— В Канаду.

— Но почему так далеко? Почему не в свободные штаты?

— Потому что, голубка моя, в свободных штатах беглых негров ловят и выдают хозяевам. По федеральным законам.

Днем, сварив на обед похлебки, Надин отнесла ее на чердак покормить незваных гостей. Выждав, пока они насытятся, спросила негритянку:

— Значит, ты выводишь рабов на свободу?

— Да, мисси, — ответила та низким, хрипловатым голосом. Была она невысока ростом, но коренаста и, наверно, очень сильна. Сумрачное выражение темно-шоколадного, с высокими скулами лица, прямой и смелый взгляд черных глаз.

— И сколько раз уже это делала?

— Сколько? — Пошевелила широкими лиловыми губами, подсчитывая в уме. — Сейчас в четырнадцатый раз. И если бог сохранит мне силы, буду и дальше так делать.

Надин продолжала расспрашивать. Как она, Моисей, дает неграм знать, что собирается переправить их на свободный север?

— А когда все готово, мисси, вечером хожу среди хижин, где живут негры, и пою. Вот так. — Тихонько затянула заунывным голосом:

Когда за мной приедет старая повозка,
Мне придется, друзья, покинуть вас,
Путь мой далек — Лежит он в край обетованный.
Друзья, я должна покинуть вас,
Прощайте, друзья, прощайте!
Но утром я снова повстречаю всех вас
На том берегу Иордана,
Прощайте, друзья, прощайте!

— Вот так хожу и пою. Они уже знают... Я выбираю прежде всего тех, кто не может бежать без моей помощи: больных, слабых, матерей с детьми... Вот этих, — мотнула она головой на Юпитера с Гектором, — я взяла потому, что они избиты и ослабели.

— А ты не боишься попасться? — спросила Надин.

Негритянка вытащила из-за пазухи согревшийся от теплоты тела маленький револьвер, такой непривычный в женской руке.

— Вот! — показала. — Живой не дамся... Он всегда со мной, — добавила, снова пряча револьвер.

Видно почувствовав доверие к белой женщине, принялась она рассказывать, как переправляет выведенных ею негров. О, какой же сложный, мучительный и опасный это был путы! Украдкой, прячась от людских глаз, питаясь кое-как, голодные, измученные, затравленные, пробирались они сквозь лесные чащобы и засасывающие трясины, переправлялись вброд и вплавь через реки, где порой, точно плавучее бревно, мелькала спина аллигатора; целыми днями таились где-нибудь среди непроходимых болот, прислушиваясь к приближающемуся собачьему лаю, к голосам и конскому ржанью преследующей их погони. Случалось, на них делали целые облавы — немало находилось охотников получить награду за поимку беглых негров, — но всегда она благополучно уходила от преследователей. Бывало, выбившиеся из сил беглецы в отчаянии собирались уже с пол дороги вернуться на плантацию. Пусть их ждут плети, но у них нет мочи идти дальше...

— Тогда я вынимала пистолет, — рассказывала негритянка, — взводила курок и говорила, глядя им в глаза, вот так (Надин стало не по себе — так преобразилось, сделавшись вдруг беспощадным, темное женское лицо): «Или вы пойдете дальше, или навеки останетесь здесь лежать. Мертвый негр всегда молчит». И они шли со мной...

И дальше вела она свою речь, которую слушала Надин с великим вниманием. Такие походы требовали немалых денег, не одного лишь мужества. Для того, чтобы приобретать в дороге пищу и одежду; вознаградить какого-нибудь фермера, с риском для себя решившегося тайно перевезти беглецов, спрятанных на дне повозки, от одного пункта до другого; уплатить за железнодорожный билет — иной раз приходилось ехать и поездом. Деньги приходилось главным образом добывать самой, единственным доступным ей способом — физическим трудом. Она нанималась куда-нибудь на работу, обычно в гостиницу, и таким образом, отказывая себе во всем, сколачивала сумму, дающую возможность затеять новый поход на невольничий Юг.

— Скажи, Моисей, а от нас ты куда их поведешь? — спросила Надин, мельком взглянув на негров, слушавших Моисея с открытыми ртами.

— Следующая станция, мисси, — одна ферма, где живет семья квакеров. А они переправят нас дальше, к другим белым. А те — еще дальше. Так до самых Великих Озер...

Речь у нее оборвалась на полуслове, она застыла не шевелясь, омертвелая, уставясь куда-то странно вдруг остекленевшими глазами. Негры переглянулись с тревожным недоумением.