Судьба гнева и пламени

Что бы она ему ни говорила, он решительно качает головой. Не согласен. Вэнделин умоляет его, заходит так далеко, что тянется к его руке. Зандер не разрывает контакт, однако кажется, будто его беспокоит то, что она ему говорит. Его свободная рука ерошит волосы, приводя их в беспорядок.

Ноготь большого пальца, покрытый графитной крошкой, застревает между зубами. Меня захлестывает волнение, и желание сбежать снова дает о себе знать. У меня всегда есть выход, пути отхода. Их поиск – часть моего плана, который я обдумываю за недели до того, как ввязаться во что-то, чтобы потом свободно выпутаться из любой ситуации. И все же я в ловушке. Это вызывает тревожность, усугубляя мое и без того отчаянное положение – я слишком мало знаю о том, почему я здесь и почему Малакаю вообще понадобился этот камень.

Мне нужно найти секретный проход королевы.

Я мысленно отмечаю все места в спальне, которые исследовала до сих пор, в попытке сообразить, что я пропустила, и тут, доносясь откуда-то из глубины двора, тишину вечера пронзает леденящий кровь женский крик.

20

– Что, во имя Судеб… – Коррин выходит на террасу с подносом в руках и недоуменно смотрит на всю ту мебель, что я вытащила. – Почему половина ваших покоев снаружи?

Я игнорирую ее мелодраматический вопрос – предметов всего два – и указываю на группу часовых, которые окружают Боза, ожидая его указаний.

– Что там происходит? Что случилось?

Зандер понесся к кричащей женщине с невероятной скоростью. Абарран отпустила своих учеников, взяла меч и погналась за ним. Когда они вернулись, то быстрым, целеустремленным шагом направились к дверям, ведущим в главный зал. Плечи Зандера были жутко напряжены. С тех пор люди, бродившие по территории, разбежались, а охрана вышла уже в полном составе.

Отчаянно нуждаясь в информации, я побежала к своей двери в надежде, что обнаружу Элисэфа, но, увы, вместо него там стоял недружелюбный дневной страж, и он только хмыкнул:

– Понятия не имею.

Коррин ставит мою еду на боковой столик с мрачным выражением лица.

– Лорд Квилл убит.

– Что? – Мои глаза расширяются. – Но я видела, как он пошел в сад не более чем за десять минут до того, как та женщина закричала.

– И обратно он уже не выйдет. Его отравили точно так же, как короля Эчана и королеву Эсме.

Коррин бросает на меня многозначительный взгляд. Я поднимаю руки в сдающемся жесте.

– В этом я не виновата. Я была заперта здесь весь день.

– Конечно, я не утверждаю, что вы каким-то образом улизнули и кого-то отравили, – резко говорит она.

Я вспоминаю пару, одетую в одинаковый зеленый цвет. Они стояли в тронном зале и улыбались, не подозревая, что вскоре ожидает одного из них. Ну, по крайней мере, лорд Квилл ничего не подозревал.

– Женщина, с которой он был, не была его женой.

– Нет. Это была его кормилица.

– Кто-то отравил ее кровь. – Они шли в сад на процедуру кормления. – Я… потрясена.

– Несомненно.

– Это считается нормальным – любить своего кормильца, когда ты женат?

– Я здесь лишь для того, чтобы убедиться, что вы сыты и вымыты, а не для распускания пустых сплетен. – Коррин проводит пальцами по жесткой бумаге, изучая платья, эскизы которых я набросала. – Это вы нарисовали?

От нее я ничего не добьюсь.

– Да.

Один из образов напоминает платье из шифона, которое носила гостья на каком-то благотворительном мероприятии и которым я издалека любовалась. Оно было вышито цветами и соблазняло глубоким вырезом. Какой вообще смысл иметь собственную королевскую швею, если я не позволю ей шить мне изысканные наряды? Еще один дизайн – мой личный. Платье из прозрачных слоев ткани, полностью обтекающих тело, и одновременно позволяющих оставить частичку провокации в виде мелькающего женского силуэта и пары высоких вырезов вдоль бедер. Мне крайне любопытно взглянуть, что же Дагни сможет из этого сотворить.

Коррин раскладывает листы, бумага сморщивается под ее прикосновением.

– Откуда вам знакомы такие стили?

Я изучаю свои испачканные графитом пальцы.

– Я не знаю. Просто рисую из головы, – лгу я.

– Вы талантливы.

Я имитирую вздох.

– Это комплимент?

Я прекрасно знаю, что обладаю хорошими навыками. В свой первый день занятий в художественном классе преподавательница лишь единожды взглянула на мой набросок совершенно типичного и весьма прозаичного натюрморта – обычных фруктов в тарелке – и сообщила, мол, я зря записалась на этот урок. Я должна была записаться на продвинутый курс. Затем спросила, где я научилась своей технике. Я только пожала плечами. Как бы я объяснила, что моя техника – это годы, проведенные в парках, за молчаливым написанием лиц незнакомцев при помощи украденных художественных принадлежностей?

Коррин закатывает глаза и постукивает по подносу, который поставила на стол.

– Это красная чечевица и картофель. Не ждите, пока остынет, иначе вам не понравится.

– Здесь никто не ест мяса?

– Конечно, едят. Но ибарисанцы живут на строгой диете из овощей, фруктов и злаков, что я вам и принесла.

– Да, и так каждый день в течение многих недель, – протягиваю я.