Судьба и другие аттракционы (сборник)

— Я останусь здесь . — Жесткий голос Ульрики. — Пусть этот пейзаж так и не стал для меня родным.

— Дело, миссия, да?

— Нам остался последний шаг, как я говорила. Мы вроде как успеваем до прихода корабля с Земли. На этом, собственно, и кончается «миссия». Все, что после, будет лишь только обычная исследовательская текучка, научная рутина.

— Тебе дороги эти омеги и альфы?

— В какой-то мере, — задумалась Ульрика. — Но нельзя длить то, что уже закончено и, — она улыбнулась, — жаль только, что не увидишь конечного результата. К тому же, так много своего хотелось забыть здесь, вычеркнуть, сделать небывшим, слишком много, быть может.

— Так почему же ты всё-таки остаешься?

— Я отвечу потом, когда найдется более-менее эффектная формулировка, ладно?

Когда она была уже у двери, Глеб спросил:

— Откуда у вас с профессором такая боязнь собственной природы, такая истовая страсть не допустить пусть даже намека на повторение нашего земного пути?

— Страсть, сделавшая нас преступниками и богами? — усмехнулась Ульрика. — Преступными богами. Видишь, сколько еще можно придумать хлестких слов.

— Неужели из той твоей книги ? — продолжал своё Глеб.

— Несмотря на нашу вроде бы как победу над собственной историей, — Ульрика сбилась с тона. — Меня страшит зыбкость той плёночки, грани, что отделяет нас от самих себя. Снайпс, он занят метафизикой. Создает мир, где торжество метафизики… Где метафизика будет права. Моя же задача скромнее — я хочу, чтоб был мир, где люди не будут страдать.

Глеб подошел к ней вплотную, взял за руки, за запястья:

— И ты веришь, что генная инженерия и иже с ней помогут в этом хоть сколько-то?!

— Не верю, — смотрела ему в глаза Ульрика. — Теперь не верю. — Заставила себя сказать. — Но у меня уже нет выбора.

— Вы с твоим гениальным шефом стали заложниками собственного могущества, собственных успехов, колоссальной своей удачи.

— Наверное, — она освободила свои руки и вдруг с чувством обняла его. — Наконец-то я смогла выговориться, проговорить себе самой. — Ульрика отошла от Глеба.

— Что такое этот ваш «последний шаг»?

— Здесь, в общем-то нет секрета, — ответила она уже в дверях, — просто ты сейчас не готов, придет время, и мы всё тебе покажем. Уже скоро.

Оставшись один, Глеб прокричал стенам:

— Никто не имеет право лезть в душу скальпелем.

— Мы полезли до , — Ульрика сказала с улицы, в открытое окно его комнаты, — как раз для того, чтобы создать эту самую душу. Мы думали так.

Вечером к нему зашла Мария.

— Может, хочешь торта? — спросил Глеб. — Я скажу, печь сейчас испечет.

— Не надо, — сказала Мария и поразилась сама. — Я привыкла быть сытой? Не знала, что это бывает.

— Хочешь, я, — Глеб засмущался, не знал, правильно ли делает, не выйдет ли глупо или же даже стыдно, — я почитаю тебе?

Он не знал, что выбрать, с чего начать, он будет читать ей по памяти.

8. Допрос Энди Клиффорда

— Профессор поскромничал — говорит Энди, уютно устроившись в кресле, нога на ногу, в руке бокал с коньяком (это тоже была демонстрация: не хочешь официоза, так вот тебе гиперраскованность), — точнее, шеф просто не опустился до оправданий. Он десять лет пытался улучшить природу наших замечательных альфов.

— Вот как? Почему же Ульрика обвиняя его за всё, ни полслова не сказала об этом?

— Забыла, — пожал плечами Энди. — Таких как она, интересует только результат. Причем не некоторый, а окончательный. Это я к тому, Глеб, что «некоторый» всё-таки был. То, что ты видел — те милые сцены, да? — это уже благодаря многолетним усилиям нашего Снайпса. В смысле, раньше (в предыдущем поколении) всё было несколько мерзостней. Поверь на слово. А можешь и не на слово. Я пришлю тебе распечатки с аппаратуры Бергса.

— Над чем ты сейчас работаешь?

— Да так, ничего серьезного. — Энди сделал глоток из своего бокала. — Налаживаю систему камер, что будет фиксировать всё, что произойдет на этой планете в течение ближайшей тысячи лет. Так что результаты нашего труда будут запечатлены. В этом сомнения нет. — Он сделал еще глоток. — Сомнения только в наличии зрителя.

— Если ты о земном зрителе, — улыбнулся Глеб, — сейчас время потери интереса к вашей станции, вообще к эксперименту. Но когда-нибудь придет пора противоположной крайности.

— Спасибо, утешил.

— Ты, Энди, всегда был сторонником невмешательства?

— Потратить столько лет своей жизни, дабы удостовериться в изначальности собственной правоты. Что может быть лучше, правда? Профессор и Ульрика, как ты уже понял, ничем подобным не могут похвастать.

— С чем ты вернешься на Землю? То есть чем займешься?

— О, у меня куча планов.

Глеб понял. Энди догадывается, что Снайпс и Ульрика не вернутся.