Судьба и грехи России

                Было бы глубоко печально, — хотя исторически и диалектически естественно, — если бы будущая русская интеллигенция замкнулась в гордом самодовлении. Ее борьба за достоинство своего служения не должна закрывать от нее последней правды о своей человеческой нищете. Отстаивая себя перед господствующим уже народом и его вождями, она должна по-прежнему склоняться перед нищим и страдальцем. Нищета и страдание — метасоциальны. Это духовные категории падшего мира. Склоняясь перед ними, мы склоняемся перед  Тем, Кто один может искупить все страдания мира и превратить в чудесные сокровища его нищету.

==228

ФЕДЕРАЦИЯ И РОССИЯ

                Должна ли и может ли предполагаемая федерация народов включить Россию?

                Самый вопрос этот получает разный смысл, смотря по  тому, ставится ли он с точки зрения Запада или России.  Для западноевропейца он означает колебание осторожности, старую привычку к постепенности, к умеренным решениям:  сначала попробуем объединить Запад, народы  своей культуры, прежде чем будем раздвигать границы  объединения на Восток. Всемирная федерация — это в плане утопии, европейская — в плане реальности. А Россия —  в Европе ли?

                С точки зрения русского, этот вопрос означает послед  нее убежище русского национализма. Объединяйтесь сами,  если хотите. Может быть, Европа, в самом деле, переросла  век национальных  государств — особенна малых государств. Но Россия сама по себе целый союз народов, по  территории — одна шестая света, не Европа, не Азия, а  особый, себе довлеющий мир. Недавняя историософия евразийства приходит на помощь этому националистическому рефлексу, чтобы доказать, что Россия ни хозяйственно,  ни культурно в Европе не нуждается.

                В противность этому, мы готовы утверждать, что, как  европейская федерация немыслима без России, так и культурная жизнь России немыслима без Европы.

                Для Европы что проку в том, что она, покончив со своими вековыми распрями, разоружится и наладит мирное  сожительство своих народов, если на Востоке она будет постоянно видеть перед собой стену штыков (или танков)?  Сможет ли она вообще разоружиться, если Россия останется вооруженной? Как будут разрешаться конфликты, возникающие из территориальных, этнографических и стратегических отношений на западной границе России? Пусть Россия не чисто европейская держава. Но она, во всяком

ФЕДЕРАЦИЯ И РОССИЯ                                      

==229

 случае, и не чисто азиатская. На свое несчастье или счастье, она не имеет ни на Западе, ни на Востоке четких рубежей. Это предопределяет для нее необходимость политически жить в сложном мире как европейских, так и азиатских народов. Ее изоляция невозможна и нелепа. Еще в  XVI веке, когда Москва культурно жила за искусственно  созданной китайской стеной, политически она должна была войти в круг западных держав: искать дружбы с римским цесарем, с Данией, с Англией — хотя бы для того,  чтобы обороняться от ближайших соседей-врагов. Балтийские, польские, даже балканские интересы России принадлежат не к искусственным «империалистическим» наростам на ее политике, а к органическим темам ее истории.  Загнать в Азию Россию еще никому не удавалось, не удастся это и самим русским, если бы они того захотели. Оставаясь в Европе и давя на нее всей своей огромной тяжестью, Россия может быть или страшной для нее опасностью, или одним из существенных элементов ее равновесия. С Петра Великого Россия жила общей жизнью с Европой, не раз в критические часы истории — 1813, 1914 годы — помогала спасаться в общей беде. Неужели Ленин  мог одним разом переломить тысячелетнюю историю России? Что этого не случилось, доказывает сам его преемник  своим неожиданным  выходом за западные рубежи. При  всей гибельности разбойных приемов Сталина, самое на  правление его интересов доказывает, что об изоляции России не может быть и речи. Она остается, как была, неразрывно связанной со всем комплексом восточноевропейских политических сил.

                Впрочем, можно поставить и другой вопрос: о какой федерации идет речь? О европейской ли? Пока вопрос о федерации ставится чисто теоретически, ее можно ограничивать как угодно: Европой, Западной Европой — и в этом  ограничении видеть признак благоразумия. В действительности, идея федерации принадлежит Англии. Но Англия, точнее Британская Империя, это не чисто европейское государство. Ее доминионы и колонии раскинуты по всем частям света. Одной шестой — СССР с его 170 миллиона ми —  она может противопоставить одну четвертую и 450 миллионов. Если большая часть этого политического тела находится вне Европы, можно ли говорить о европейском

==230                                                  Г. П.