Судьба и грехи России

России может быть только привилегией дворянства и европеизированных  слоев (интеллигенции). Народ в ней не нуждается, более того, ее боится, ибо видит в самодержавии лучшую защиту от притеснений господ. Освобождение крестьян само по себе не решало вопроса, ибо миллионы безграмотных, живущих в средневековом быте и сознании граждан не могли строить новую европеизированную Россию. Их политическая воля, будь она только выражена, привела бы к ликвидации Петербурга (школ, больниц, агрономии, фабрик и т. п.) и к возвращению в Москву: то есть теперь уже к превращению России в колонию иностранцев. Сговор монархии с дворянством представлял единственную возможность ограниченной политической свободы. Французская революция с ее политическим отражением  14 декабря 1825 года делала этот сговор невозможным. Оставалось управлять Россией с помощью бюрократии, которая и становится новой силой, по идеям Сперанского, при Николае 1.

                Со времени декабристов, отчасти еще в их поколении, освободительные идеи усваиваются и развиваются людьми, оттиснутыми или добровольно отошедшими  от государственной деятельности. Это совершенно меняет их характер: из практических программ они становятся идеологиями. С 30-х годов они выращиваются в теплицах немец кой философии, потом — естественных и экономических наук. Но источник их неизменно западный; русской либерализм, как и социализм, имеет свои духовные корни в Европе: или в английской политической традиции, или во французской идеологии —  теперь уже Франции 40-х годов, — или в марксизме. Русский социализм уже с Герцена может  окрашиваться в цвета русской общины или артели, он остается европейским по основам своего миросозерцания. Либерализму эта национальная мимикрия совсем не удалась.

                Есть два кажущихся исключения. Славянофильство 40-х годов было, несомненно, движением либеральным и претендовало быть национально-почвенным. Но при ближайшем  рассмотрении оказывается, что источник его свободолюбия  все в той же Германии, а русское прошлое ему плохо известно; русские учреждения земский собор, с действи-

==294                                                        Г. П.

 тельностью. Неудивительно, что, пустив корни в России;  славянофильство скоро утратило либеральное содержание.  Когда же оно победило и взошло на трон в лице Александра III (сПобедоносцевым), оно оказалось реакционным ту пиком в явно московском направлении.

                В 60-х годах оно, довольно широкое, но политически не  оформленное течение (ненигилисты), носит определенную национальную окраску. Я имею в виду Молодую русскую этнографию, сливающуюся с народничеством, историков типа Костомарова, Пыпина, Щапова, Аристова; к  ним примыкает  кружок национальных  композиторов, —  прежде всего, конечно, Мусоргский — и передвижники в  живописи: Репин и Суриков. Одни из них, как Костомаров,  правильно ищут русских корней в далеком, замосковском  прошлом. К сожалению, они не приобрели большого влияния в русском обществе. Костомаров защищал побежденных (Новгород, феодальную Русь). Русская интеллигенция  предпочла усвоить московскую историческую традицию  митрополита Макария и Степенной Книги, пропущенную  сквозь Гегеля. С необычайной легкостью, без ощущения  всего трагизма русской истории она — вслед за Соловьевым и Ключевским — приняла как нечто нормальное (вроде европейского абсолютизма) московско-татарское поглощение Руси, с непонятным оптимизмом ожидая всходов  западной свободы на этой почве. Другие из радикалов увлекались стихией бунта, открывая ее в костной тяжести  Москвы. С тех пор студенчество не перестает петь разбой ничьи песни, и «Дубинушка» делается чуть ли не русским  национальным гимном. Но  мы видели, как мало общего  разбойная воля имеет со свободой. Мусоргский, Суриков,  идеализация казачества, раскола и разинщины, несомненно,  воодушевляли революционную армию. Однако если бы эта  идеология направила революцию, она сообщила бы ей национально-черносотенный характер.    60-е годы, сделавшие так много для раскрепощения России, нанесли политическому освободительному движению тяжелый удар. Они направили значительную, и самую энергичную часть его — все революционное движение, — по антилиберальному руслу. Разночинцы, которые начина ют вливаться широкой волной в дворянскую интеллигенцию, не находят политическую свободу достаточно привле-

                                              РОССИЯ И СВОБОДА                                      

==295