Судьба и грехи России

                Не одна система тоталитарного воспитания ответственна за создание этого антилиберального человека, хотя мы и знаем страшную мощь современного технического аппарата социальной перековки. Тут действовал и другой социально-демографический фактор. Русская революция была еще невиданной  в истории мясорубкой, сквозь которую были  пропущены  десятки миллионов людей. Громадное большинство жертв, как и во французской революции, пало на долю народа. Далеко не вся интеллигенция была истреблена; технически необходимые кадры были отчасти сохранены. Но  как ни слепо подчас действовала машина террора, она поражала, бесспорно, прежде всего, элементы, представлявшие, хотя бы только морально, сопротивление тоталитарному  режиму: либералов, социалистов, людей твердых убеждений или критической мысли, просто независимых людей. Погибла не только старая интеллигенция, в смысле ордена свободолюбия и народолюбия, но и широкая народная интеллигенция, ею порожденная. Говоря точнее, произошел отбор. Народная интеллигенция раскололась — одна влилась в ряды коммунистической партии, другая (эсеро-меньшевистская) истреблена. Интеллигенция просто — большевизмом  не соблазнилась. Но те в ее рядах, кто не пожелал погибнуть или покинуть родину, должны  были за годы неслыханных унижений убить в себе самое чувство свободы, самую потребность в ней: иначе жизнь была бы  просто невыносимой. Они превратились в техников, живущих своим любимым  делом, но уже вполне обездушенным.  Писателю все равно, о чем писать: его интересует художественное «как», поэтому он может принять любой  социальный заказ. Историк получает свои схемы готовыми из каких-то комитетов: ему остается трудолюбиво и компетентно вышивать узоры...

                В итоге не будет преувеличением сказать, что вся созданная за двести лет Империи свободолюбива формация русской интеллигенции исчезла без остатка. И вот тогда-то под нею проступила московская тоталитарная целина. Но вый  советский человек не столько вылеплен в марксистской школе, сколько вылез на свет Божий из Московского царства, слегка приобретя марксистский лоск. Посмотрите на

==300

  поколение Октября. Их деды жили в крепостном праве, их   отцы пороли самих себя в волостных судах. Сами они ходили 9 января к Зимнему дворцу и перенесли весь комплекс врожденных монархических чувств на новых красных   вождей.

                Вглядимся в черты советского человека, — конечно, того,   который строит жизнь, а не смят под ногами, на дне колхозов и фабрик, в черте концлагерей. Он очень крепок, физически и душевно, очень целен и прост, ценит практический опыт и знания. Он предан власти, которая подняла   его из грязи и сделала ответственным хозяином над жизнью сограждан. Он очень честолюбив и довольно черств к   страданиям ближнего — необходимое условие советской   карьеры. Но он готов заморить себя за работой, и его высшее честолюбие — отдать свою жизнь за коллектив: партию или родину, смотря по временам. Не узнаем ли мы во  всем этом служилого человека XVI века? (не XVII, когда  уже начинается декаданс). Напрашиваются и другие исторические аналогии: служака времен Николая 1, но без гуманности христианского и европейского воспитания; сподвижник Петра, но без фанатического западничества, без  национального самоотречения. Он ближе к москвичу своим гордым  национальным  сознанием, его страна единственно православная, единственно социалистическая — первая в мире: третий Рим. Он с презрением смотрит  на  остальной, то есть западный мир; не знает его, не любит и  боится его. И, как встарь, душа его открыта Востоку. Многочисленные «орды», впервые приобщающиеся к цивилизации, вливаются в ряды русского культурного слоя, вторично ориентализируя его.

                Может  показаться странным говорить о московском типе в применении к динамизму современной России. Да,  это Москва, пришедшая в движение, с ее тяжестью, но без  ее косности. Однако это движение идет по линии внешнего  строительства, преимущественно технического. Ни сердце,  ни мысль не взволнованы глубоко; нет и в помине того,  что мы, русские, называем странничеством, а французы —  inquietude. За внешним бурным (почти всегда как бы военным) движением — внутренний невозмутимый покой.    Мы  здесь со страстным любопытством следим за эволюцией  советского человека сквозь его условную, заказную

                                              РОССИЯ И СВОБОДА                                      

==301

литературу. Мы с радостью, граничащей с умилением, наблюдали, как на маске железного большевистского робота 20-х годов постепенно проступают черты человеческого лица. Может быть, — и это даже вероятнее, — что то была скорее эволюция  цензуры или литературной политики партии, чем живой жизни. Все-таки советский человек, хотя бы с наганом в руках, был человек. И ему свойственны были, вероятно, и тогда, когда они считались запретными, и дружба, и любовь к женщине, и даже любовь к родине. Но  в тоталитарном строе государство воспитывает людей, их чувства, их мысли, самые интимные. И мы приветствуем официальное воскрешение человечности, мы радуемся, узнавая в советском герое черты любимого русского лица.