Судьба и грехи России

    Русские патриоты имеют основание с тревогой смотреть  на будущее. Быть может, революция еще не дала нам испить до дна чаши национального унижения. На этот раз  вопрос ставится о том, будет ли существовать Россия  как  Империя, как государственный союз народов или она вернется к исходному племенному единству в старомосковских границах Великороссии.

     Многие не видят опасности, не верят в нее. Я могу указать симптомы. Самый  тревожный — мистически значительный —  забвение имени России. Все знают, что прикрывающие  ее четыре буквы «СССР» не содержат и намека  на ее имя, что эта государственная формация мыслима в  любой  части света: в Восточной Азии, в Южной Америке.  В Зарубежье, которое призвано хранить память о России,  возникают течения, группы, которые стирают ее имя: не  Россия, а «Союз народов Восточной Европы»; не Россия, а  «Евразия». Одни — интернационалисты, которым ничего  не говорят русские национальные традиции; другие — вчерашние патриоты, которые отрекаются от самого существенного завета этой традиции — от противостояния исламу, от противления   Чингисхану,  —  чтобы создать  совершенно новую, вымышленную   страну своих грез. О  чем говорят эти факты? О том, что Россия становится географическим и этнографическим пространством, бессодержательным, как бы пустым, которое может быть заполнено  любой  государственной формой. В обоих случаях Россия  мыслится национальной пустыней, многообещающей  областью для основания государственных утопий.

     Можно отмахнуться от этих симптомов, усматривая в  них лишь новые болезни интеллигентской мысли, — к тому же не проникшие в Россию. Но никто не станет отрицать угрожающего значения сепаратизмов, раздирающих  тело России. За одиннадцать лет революции зародились,  развились, окрепли десятки национальных сознаний в ее  расслабевшем теле. Иные из них приобрели уже грозную  силу. Каждый маленький народец, вчера полудикий, выделяет слой полуинтеллигенции, которая уже гонит от себя  своих русских учителей. Под покровом интернационального коммунизма, в рядах самой коммунистической партии  складываются кадры националистов, стремящихся разнести в куски историческое тело России. Казанским татарам,  конечно, уйти некуда. Они могут лишь мечтать о Казани  как столице Евразии (хотя и здесь уже появились адепты  пантуранизма). Но Украина, Грузия (в лице их интелли-

==244

генции) рвутся к независимости. Азербайджан и Казахстан  тяготеют к азиатским центрам ислама.

    С Дальнего Востока наступает Япония, вскоре начнет  наступать Китай. И тут мы с изумлением узнаем, что сибиряки, чистокровные великороссы-сибиряки, тоже имеют  зуб против России, тоже мечтают о Сибирской Республике —  легкой добыче Японии. Революция, укрепив национальное  самосознание всех народов, объявила контрреволюционными лишь  национальные чувства господствовавшей вчера  народности. Многие с удивлением узнают сейчас, что великороссов в СССР числится  всего 54%. И это слабое  большинство сейчас же становится меньшинством, когда  мы мысленно прилагаем к России оторвавшиеся от нее западные области. Мы как-то проморгали тот факт, что величайшая Империя  Европы  и Азии строилась национальным меньшинством,    которое свою культуру  и свою  государственную волю налагало на целый разноплеменный  материк. Мы говорим со справедливою гордостью, что эта  гегемония России почти для всех (впрочем, не западных)  ее народов была счастливой судьбой, что она дала им возможность приобщиться к всечеловеческой культуре, какой  являлась культура русская. Но подрастающие дети, усыновленные нами, не хотят знать вскормившей из школы и  тянутся кто куда — к Западу и к Востоку, к Польше, Турции или к интернациональному геометрическому месту —  то есть к духовному небытию.

    Поразительно: среди стольких шумных, крикливых голосов один великоросс не подает признаков жизни. Он жалуется на все: на голод, бесправие, тьму, только одного не  ведает, к одному глух — к опасности, угрожающей его национальному бытию.

    Вдумываясь  в причину этого странного омертвения,  мы начинаем отдавать себе отчет в том, насколько глубок корень болезни. В ней одинаково повинны три главнейшие силы, составлявшие русское общество в эпоху  Империи: так называемый народ, так называемая интеллигенция и власть. Для интеллигенции русской, то есть для господствовавшего  западнического крыла, национальная идея была отвратительна своей исторической связью с самодержавной властью. Все национальное отзывалось реакцией, вызывало ассоциации насилия или официальной  лжи. Для целых поколений «патриот» было бранное слово. Вопросы общественной  справедливости заглушали  смысл национальной жизни.  Национальная мысль  стала монополией правых партий, поддерживаемых  правительством. Но что сделали с ней наследники славянофилов? Русская национальная идея, вдохновлявшая некогда Аксаковых, Киреевских,Достоевского, в по-

==245