Судьба и грехи России

   С известной точки зрения, мы будем правы, утверждая, что этот вопрос для современной России лишен актуальности. Принципиально  он интересует лишь немногих доктринеров — или рыцарей идеи. В котле революции перекипели  вековые  политические  страсти. Современное поколение в России примет всякую власть, которая обеспечит ей минимум  свободы — не политической, а гражданской: бытовой, хозяйственной, культурной. Если бы чудом России свалилась с неба монархия, обеспечившая ей этот минимум,  она, вероятно, не встретила бы сопротивления. Честные люди всех оттенков политической мысли объединились бы с ней для сотрудничества в общем национальном деле. Продолжая рассуждать теоретически, можно указать даже

==260

на некоторые преимущества, связанные с монархической формой именно для пореволюционной России.

    Прежде всего, монархия облегчила бы, бесспорно, труднейшую  задачу построения Российского Союза. Народы менее подозрительно относятся к чужеземной династии, чем к гегемонии чужого народа. Самолюбия окраинных патриотов, которые оскорбляются зависимостью от Петербурга или Москвы, могли бы скорее примириться с великим князем Киевским или ханом Азербайджанским. Сама династия, в личных интересах, могла бы легче освободиться от ограниченного шовинизма господствующей народности, чем демократические политики, вышедшие из среды этой народности. Династия всегда менее национальна, чем народ. Династии новой Европы вообще отличаются большой долей космополитизма. Габсбургам было легче понять национальные требования эпохи, чем немецким националистам Вены или Тироля.

    Другое преимущество монархии для России заключалось бы в ее возможной культурной роли: центра кристаллизации культурного меньшинства. В том демократическом разливе, который  грозит затопить в России все культурные высоты, независимая монархия могла бы сделаться спасительным островком не только для родовой, но и для духовной аристократии. Многие формы культуры были бы спасены  как формы роскоши, необходимой для монархического престижа. Возникшие из придворных потребностей Эрмитаж и балет вновь укрылись бы при дворе от угрожающего  духа времени. У дворцового ведомства могли бы найтись деньги не только на содержание конюшен, но и на пенсии для поэтов.

    Но все это мечты — во вкусе XVIII века. В России XX века они неизбежно обернутся вредной иди комической утопией. Это станет ясным, если мы будем рассматривать не монархию как абстрактную форму, а народ как носителя монархического сознания и династию, воплощающую монархический принцип.

    Быстрое и почти бесследное исчезновение монархической идеи является одним из самых разительных фактов революции. Россия не имела своей Вандеи. Ни одно из антибольшевистских движений, возглавляемых монархистами, не решилось поднять открыто монархического знамени. Даже  обычные   в первые  годы  нелестные  для революции сравнения николаевской свинины с ленинской кониной окончательно замолкли со времени нэпа. О монархии просто забыли, она оказалась никому не нужной, ее идея — совершенно пустой. В России есть еще, конечно, немногие монархисты по убеждениям, но почти никто из них не сохранил веры в близкое торжество своих идей. Да-

==261

же Церковь поспешила отмежеваться от монархии, с которой была связана тысячелетиями. Но монархия не может  жить без монархического сознания. В этом ее коренное отличие от республики, которая возможна и без республиканцев. В самом деле, власть одного человека или одной  семьи над народом настолько противоречит современному  рациональному понятию о государстве и вместе с тем природе власти как реальной силы, что может питаться только  мистическим чувством или глубоким уважением к традиции. Современные монархии  легко гибнут, но с трудом  строятся. Их шаткие постройки держатся уже не на выветрившейся мистике, а на расчете политиков, эксплуатирующих еще не растраченный фонд традиций.

    Современная Россия — страна воинствующих рационалистов или безбожников. Tpaдиции сметены в ней так радикально, как  может быть, еще ни одной революцией в  мире. Революция обнажила тот психологический склад в  народной душе, который определяется «простотой» как высшим  критерием ценности. Все мы знаем этот чисто русский критерий в применении к искусству, к этике. С «простотой»  прекрасно  вяжется мужицкая   республика,  возглавляемая Калининым, но никак не вяжется мистика  «помазанного» или наследственного царя.