Судьба и книги Артема Веселого

Отец иногда давал нам с Левой порулить кормовым веслом, научил забрасывать удочку, различать породу рыбы.

На Волге был голод. Сначала мы питались привезенными из Москвы продуктами, потом не стало хлеба, затем — соли. Ели мы в основном отварную рыбу, да без соли много не съешь.

Рынки стояли пустые.

Однажды в большом селе отцу удалось выменять свою рубаху и бабушкину юбку на ведро картошки. Пировали целую неделю.

Когда подплыли к Сызрани, отец сказал, что сходит на базар, а потом попробует что-нибудь раздобыть у братьев-журналистов. Я увязалась за ним.

На базаре не было ни души.

— Когда-то Сызрань была богатейшим городом, — сказал отец.

В редакции местной газеты меня усадили у окна, дали пряник, с которым я быстро расправилась.

Газетчики разговаривали с отцом, как мне показалось, очень долго, я стала тянуть его за рукав, он мне строго: «Не мешай».

На прощанье ему вручили кулек пряников и бутылку вина.

Вскоре у отца от голода отекли ноги, стали будто стеклянные. Как-то проплываем мимо рыбачьего стана. Отец говорит: «Тяжело людям работать без хлеба, тут весло кормовое и то из рук валится».

Ближе к Хвалынску бабушка сказала отцу, что вернется со мной в Москву.

— Все на два рта поменьше — тебе легче.

Он согласился.

На стан под Хвалынском к нашему костру подошел старик. Как обычно, расспросы: кто такие да откуда плывете, далёко ли.

Отец спросил:

— О чем в деревне толкуют?

— Да о чем? Все о том же… Вот частушку сочинили: «Кабы не было зимы, не было бы холоду, кабы не было колхоза, не дохли бы с голоду».

Из воспоминаний Ольги Миненко-Орловской

В 1936 году, в одну из последних наших встреч в Москве, Артем читал отрывки из своего нового романа, в котором Максим Кужель [50]организует колхоз и работает в нем председателем. Там были потрясающие страницы о голодающей Кубани. Старики-станичники и древние старухи надевали смертные белые рубахи и ложились под образа умирать. ⁵

Ольга Ксенофонтовна помнила, что рукопись романа Артем дал читать, а, может быть, хранить кому-то из своих знакомых, живших на Тверском бульваре.

МАКСИМ ГОРЬКИЙ И АРТЕМ ВЕСЕЛЫЙ

Ольга Миненко-Орловская, знавшая Николая Кочкурова с отроческих лет, говорила, что в молодости он преклонялся перед Горьким, видел особый судьбоносный знак в том, что они земляки, искал черты сходства в их юношеских годах. Явно желая подчеркнуть это сходство, Артем в 1920 году в письме Анатолию Глебову обмолвился о своем «страшном детстве среди скотов и зверей» ¹. Очевидно, отец имел в виду обстановку в рабочей слободке, а не в семье. Да, ему в детстве приходилось работать, потому что семья жила бедно, но родители, потерявшие 14 детей во младенчестве, души не чаяли в двух подрастающих сыновьях — Николае и Василии.

Под влиянием Горького Николай Кочкуров написал свою первую пьесу «Разрыв-трава», предпослав ей эпиграф из «Песни о Буревестнике». В подражание Горькому поначалу придумал себе псевдоним Невеселый… На сборнике «Пирующая весна» (1929 г.) сделал дарственную надпись: «Волгарю Максиму Горькому — волгарь Артем Веселый».

На творчество Артема Веселого Максим Горький обратил внимание в середине 20-х годов.

Обсуждая в 1927 году с редакцией альманаха «Земля и Фабрика» состав предполагаемого к изданию сборника, А. М. Горький писал секретарю альманаха С. А. Обрадовичу:

«Если хотите, могу дать совет: как можно больше внимания молодежи! Как можно больше бережливого и заботливого отношения к ней! Из намеченных Вами сотрудников в „молодежь“ я включаю Ар. Веселого, Казина, Н. Тихонова — как поэта и как прозаика, — Фадеева, — отлично талантливые люди. […] За десять лет адски трудной, голодной, тесной жизни наша молодежь создала и создает искусство во многом действительно новое, бодрое, и „Земля и Фабрика“ наша выдвинула за эти годы в русскую жизнь десятки талантливейших прозаиков и поэтов […]» ²

Летом 1930 года Горький решил издать серию книг по истории гражданский войны. Он обращается к Сталину.

«Историю гражданской войны, — писал Горький, — должны литературно обработать наши наиболее талантливые литераторы, активные ее участники, непосредственные свидетели и люди, хорошо знающие места действия» ³.

В список имен писателей, предложенный Горьким, вошли:

Константин Федин, Алексей Толстой, Владимир Зазубрин, Александр Фадеев, Всеволод Иванов, Вячеслав Шишков, Петро Панч, А. Давидович, Александр Малышкин, Юрий Тынянов, Юрий Либединский, Борис Лавренев, Юрий Олеша, Михаил Шолохов, Иван Соколов-Микитов, Леонид Леонов, Николай Тихонов, Лев Никулин, Артем Веселый, Ольга Форш.

Горький продолжает:

«Участие названный писателей в литературной обработке материала истории я считаю совершенно необходимым. Они должны придать „Истории“ удобочитаемость, яркость, картинность, эмоциональную заразительность художественного произведения.