Судьба Иерусалима

Окна были открыты, и легкий ветерок шевелил желтые занавески на кухне, которую мать предпочитала называть буфетной, словно они жили в особняке с десятком комнат. Дом их был кирпичным и хорошо прогревался зимой, но осенью был прохладным, как грот. Он располагался на легком подъеме по Брок-стрит, и из окошка, возле которого сидела миссис Нортон, можно было видеть улицу. Зимой это зрелище преображалось сверкающей гладью снега, на котором мерцали желтые блики света от стоящих поодаль домов.

— Кажется, я читала про эту книгу в портлендской газете. Там о ней отзывались не очень-то хорошо.

— А мне понравилось, — упрямо сказала Сьюзен. — И он мне тоже понравился.

— Может, он и Флойду понравится, — небрежно сказала миссис Нортон. — Познакомь их как-нибудь.

Сьюзен почувствовала приступ гнева, который ей с трудом удалось подавить. Она подумала, что их отношения с матерью благополучно преодолели все боли переходного возраста, но теперь подошли к критической точке. Здесь уже были бессильны и ее почтение к жизненному опыту матери, и сила родственных чувств.

— Мама, мы уже говорили про Флойда. Ты знаешь, что я об этом думаю.

— В статье писали, что тут есть какая-то мерзкая сцена в тюрьме. Как парни спят с парнями.

— Ох, мама, перестань пожалуйста, — она взяла одну из сигарет матери.

— Нет, погоди, — сказала миссис Нортон невозмутимо, отдавая ей книгу и стряхивая длинный столбик пепла в керамическую пепельницу в форме рыбы, которую ей преподнесли коллеги по женскому клубу, и которая всегда возмущала Сьюзен — было что-то дикое в стряхивании пепла в рот окуня.

— Я отнесу покупки, — сказала она, вставая.

Миссис Нортон спокойно продолжала:

— Я только хочу сказать, что если вы с Флойдом собираетесь пожениться…

Тут Сьюзен взорвалась:

— Да откуда ты это взяла, позволь спросить? Разве я тебе хоть раз про это говорила?

— Я думала…

— Неправильно думала, — оборвала она горячо и не совсем справедливо. Но она действительно давно уже охладела к Флойду Тиббитсу.

— Я думала, что если ты встречаешься с парнем уже полтора года, — продолжала мать все так же спокойно, — то это означает что-то больше, чем просто дружба.

— Мы с Флойдом больше, чем друзья, — согласилась Сьюзен. — Ну и что с того?

Между ними происходил безмолвный диалог:

«Так ты спала с Флойдом?»

«Не твое дело».

«А что тебе до этого Бена Мейрса?»

«Не твое дело».

«Уж не втрескалась ли ты в него? Смотри, не выкини какую-нибудь глупость?»

«Не твое дело».

«Я люблю тебя, Сьюзен. Мы с отцом тебя любим».

На это ответа не последовало. Вот почему Нью-Йорк — или любое другое место — так ее притягивал. Она всегда натыкалась на эту молчаливую преграду их любви, которая делала любые споры невозможными и ничего не значащими.

— Ладно, — тихо сказала миссис Нортон. Она сунула окурок в рот рыбы и протолкнула его ей в брюхо.

— Я пойду наверх, — сказала Сьюзен.

— Хорошо. Можно мне почитать эту книжку после тебя?

— Если хочешь.

— Я бы хотела с ним познакомиться.

Сьюзен пожала плечами.

— Ты поздно вернешься?

— Не знаю.

— Что мне сказать Флойду, если он позвонит?

Гнев снова вспыхнул:

— Говори, что хочешь, — пауза. — Ты ведь все равно это скажешь.

— Сьюзен!

Но она убежала наверх, не оглянувшись.

Миссис Нортон осталась на месте, глядя в окно на город невидящими глазами. Над головой она слышала шаги Сьюзен и стук, когда она поставила сумку.

Она поднялась и снова принялась гладить. Когда она решила, что Сьюзен уже достаточно занята своей работой (хотя эта идея пришла к ней сама собой, подсознательно), она подошла к телефону и набрала номер Мейбл Вертс. Как бы невзначай в разговоре она упомянула, что Сьюзи познакомилась с известным писателем, и Мэйбл спросила, тот ли это писатель, что написал «Дочь Конвея», и миссис Нортон ответила утвердительно, и Мэйбл воскликнула, что это не роман, а откровенная порнография; тогда миссис Нортон спросила, где он остановился, в мотеле или…

Узнав, что он остановился у Евы, в единственном в городе пансионе, миссис Нортон почувствовала облегчение. Ева Миллер была вдовой строгих правил. Женщин в своих владениях она не терпела, кроме матерей и сестер. Если вы не мать или сестра — не смейте заходить дальше кухни. Никаких исключений.

Через пятнадцать минут, искусно скрыв цель своего звонка, миссис Нортон повесила трубку.

«Ох, Сьюзен, — подумала она, возвращаясь к утюгу. — Ох, Сьюзен, я ведь хочу тебе только добра. Как ты этого не видишь?»

6

Они возвращались из Портленда по дороге 295 еще не очень поздно — около одиннадцати. Предел скорости на выезде из Портленда был пятьдесят пять, и этого было вполне достаточно. Фары «ситроена» разгоняли тьму впереди.

Кино им обоим понравилось, но говорили они о нем осторожно, как бы нащупывая границы вкусов друг друга. Ей вспомнился вопрос матери, и она спросила:

— Где вы остановились? Снимаете дом?

— Я живу на третьем этаже в пансионе Евы на Рэйлроуд-стрит.

— Но это же ужасно! Там сейчас, наверное, сто градусов!