Судьба Иерусалима

— Эй! — позвал Ричи.

Все посмотрели на него, кроме будущей жертвы. Все глаза устремились на Петри с обреченным сожалением.

— Эй ты, четырехглазый!

Марк Петри, наконец, обернулся и посмотрел на Ричи. Его очки в стальной оправе блестели на утреннем солнце. Он был выше большинства соучеников, ростом почти с Ричи, но тоньше. Лицо его казалось беззащитным. Настоящий примерный ученик.

— Это ты мне?

— «Это ты мне-е?» — передразнил Ричи тонким фальцетом. — Ты говоришь, как голубой. Ты это знаешь?

— Нет, не знаю, — сказал Марк Петри.

Ричи шагнул вперед.

— Спорим, ты отсосешь сейчас у меня? Что-то головка зачесалась.

— В самом деле? — голос Петри оставался таким же вежливым.

— Ну, давай, четырехглазый, скорее. Я не могу ждать. Такие, как ты, должны сосать.

Дети начали собираться со всего двора, чтобы посмотреть, как Ричи отделает новичка. Мисс Холкомб, следившая за порядком, как раз отлучилась.

— Ну, и чего тебе надо? — спросил Марк. Он глядел на Ричи с интересом, как на редкого жучка.

— «Чего тебе надо?» — опять передразнил Ричи. — Да ничего. Я просто говорю, что ты вонючий гомик, вот и все.

— Да? — спросил Марк. — А я вот слышал, что ты жирный, глупый ублюдок.

Воцарилось молчание. Никто из школьников еще не видел такого героизма. Ричи тоже онемел от удивления.

Марк снял очки и отдал их ближайшему зрителю.

— Подержи пока, ладно? — тот зачарованно кивнул.

Ричи кинулся вперед. Земля дрожала у него под ногами.

Он резко выбросил правый кулак прямо в зубы четырехглазому, чтобы сыграть на них, как на рояле. Сходи-ка к дантисту, детка.

Марк Петри пригнулся, и кулак Ричи прошел над его головой. Инерция собственного удара потянула великана вперед, и Марку оставалось только подставить ногу. Ричи тяжело шлепнулся на землю. Толпа зрителей выдохнула единое «Ах».

Марк хорошо знал, что этот парень разозлен и будет сопротивляться изо всех сил. Марк был ловок, но здесь, на школьном дворе, это было бесполезно. На улице можно было побежать, дождаться ближайшего противника и точным ударом разбить ему нос. Но здесь не улица, и надо утихомирить этого урода раз и навсегда.

Все эти мысли пронеслись в его голове в какую-то долю секунды.

Он прыгнул на спину Ричи Боддина.

Толпа снова ахнула. Марк схватил Ричи за руку, аккуратно сдернул рукав рубашки и завернул руку за спину. Ричи взвыл от боли.

— А ну скажи мне «дядя», — потребовал Марк.

Ответ Ричи восхитил бы и старого боцмана.

Марк потянул руку Ричи чуть повыше, и тот опять завопил. Он был совсем сбит с толку. Такого с ним еще не случалось. Не могло случиться. Ему просто чудится, что четырехглазый сидит у него на спине и выворачивает ему руку.

— Скажи «дядя», — повторил Марк.

Ричи попытался встать на колени; тогда Марк сдавил его своими коленями, как всадник коня. Они оба перепачкались, но Ричи — куда сильнее. Лицо его побагровело, глаза выкатились, на щеке набухала свежая ссадина.

Он попробовал сбросить Марка, но тот опять принялся выкручивать ему руку. На этот раз Ричи уже не закричал, а взвыл.

— Скажи «дядя», или я сломаю тебе руку.

Рубашка Ричи вылезла из штанов. Он заерзал, но проклятый четырехглазый сидел прочно.

— Слезай, сукин сын! Так нечестно!

Новый прилив боли.

— Скажи «дядя».

— Не-е-ет!

Он еще раз попробовал встать и уткнулся лицом в пыль. Боль в руке нарастала. Грязь набилась в рот, в глаза. Он забыл о том, какой он большой, забыл, как земля дрожала у него под ногами, забыл, что он будет курить «Кэмел», когда подрастет.

— Дядя! Дядя! Дядя! — завизжал Ричи. Он мог кричать это часами и днями, только бы отпустили его руку.

— Скажи: «Я жирный ублюдок».

— Я жирный ублюдок! — промычал Ричи.

— Молодец.

Марк Петри отпустил его и встал, чтобы посмотреть, что будет дальше. Он надеялся, что с Ричи довольно. Если нет, придется пустить ему кровь.

Ричи встал и оглядел всех. Никто не смотрел ему в глаза. Этот вонючий Глик уставился на четырехглазого с восхищением, как на Бога.

Ричи стоял один, пытаясь осмыслить свое мгновенное падение. Слезы гнева и бессилия проложили следы на его грязном лице. Он исподлобья смотрел на Марка Петри. Рука ныла, как гнилой зуб. Проклятый сукин сын! Я еще покажу тебе.

Но не сегодня. Он повернулся и побрел прочь, и земля под ним не дрожала. Он смотрел вниз, чтобы не видеть ничьих лиц.

Со стороны девчонок кто-то захихикал — высокий звук, с жестокой ясностью повисший в утренней тишине. Он не посмотрел, кто это смеется.

10

11.15.

Городская свалка Джерусалемс-Лот до 45-го была карьером по добыче гравия. Она находилась за Бернс-роуд в двух милях от кладбища Хармони-Хилл.

Ниже по дороге Дад Роджерс слышал тарахтенье газонокосилки Майка Райерсона, но вскоре этот звук исчез в треске пламени.

Дад надзирал за свалкой с 1956 года, и его каждый год аккуратно переизбирали на эту ответственную должность. Он и жил на свалке, в лачуге с надписью «Сторож свалки» на перекошенной двери. Три года назад он установил здесь печку и окончательно переселился из своей городской квартиры.