Судьба калмыка

Подошел сюда и завгар. Покуривая папиросу, он покосился на столбик с надписью: «Не курить! Огнеопасно!». Поздоровавшись с Силантьичем, он усмехнулся:

– Утопился, говоришь?

– По самые уши, – зацокал языком завхоз.

– Что делать будешь? Ну, технику, допустим, я тебе дам за магарыч. Но ведь поломаем мы твою животину.

– Да хрен с ней, пусть бы тут она и околевала, да шкуру ведь с нее сдать надо. Живая она или мертвая.

– Не, милый, убирай ее отсюда, придет тепло, разлагаться начнет, вонь будет несусветная.

– А после мазута, кислоты, какая шкура с нее?

– Ты мужик опытный, с другой коровы две шкуры сдерешь, – засмеялся завгар и, хлопнув его по плечу, зашагал прочь.

– Стой, Васильич! Акт подписать надо, пока люди тут.

– Ну, надо так надо! – вернулся он, – А может тут в яме под ней еще одна корова лежит?

– А хрен его знает, может и есть, – устало махнул рукой завхоз, – Если б не отчет, так бы и хрен с ней, а так ведь в бумагах она, как и твои машины-трактора. Так что хочешь, не хочешь, а акт по форме придется составлять.

Услышав про акт, Венька поближе подковылял к завхозу, и лукаво поглядывая на сторожа, похохатывал, рассказывая ему:

– Слышь-ка, Силантьич, тут мы с Кузьмичем, не далее как вчера, баграми щупали яму, обруча на кадушки тут от ржавчины сохраняли, так и рога и копыта попадались нам. Тут, мне кажется, не одна коровка твоя кислотой разъедена.

– Иди ты? – выпучил на него глаза завхоз.

– Так, что давай, акт сразу на несколько штук подписывать будем. Пока мы свидетели, а то уйдем, поздно будет.

– Ты что меня на преступление толкаешь? – заорал он, – Может и вправду тут еще и мои коровы погибли, но пока вот одну вижу.

– Ладно, как хошь! – и мигнув сторожу Венька собрался уходить, бурча, – Сейчас пол-литру пожалеешь, потом в сто раз больше отдашь, да может еще и не возьмут.

– Что ты, что ты! Вениамин! Не уйдет от тебя и пол-литра и больше. Не до этого мне сейчас, вишь, голова кругом идет, – разволновался завхоз, ерзая рукой по планшетке, висевшей сбоку на плече. Наконец он достал нужную бумажку и послюнив огрызок карандаша, что-то на ней записал. Потом протянул планшет вместе с бланком Веньке, – Давай, вот тут свою фамилию и роспись.

Венька, растопырил в сторону руки:

– Ага, подмахни тебе бумагу и до свидания!

– Тьфу ты! Мать ее! – ругнулся завхоз и, дрожа пальцами, вынул из нагрудного кармана какие-то смятые деньги.

– Во! – выдохнул он, – Тебе этого хватит?

Венька живо сгреб с ладони завхоза деньги, а другой рукой потянулся писать на бумажке.

– Вот тут, – тыкал пальцем завхоз.

– Че пишешь-то? – заорал он, – Не надо никаких коров, фамилию только эту, как ее? – начал заикаться завхоз, – Силантьич, дорогой, Иванов, Иванов.

– Пишу, Вениамин Иванович я, – радостно юлил Венька, – Все самое российское. Я – Иванов, отец – Иванов Иван Васильевич, за что и воевали, за что отца и ногу потеряли! В гроб ее дышло! Видишь как вышло? Я ж тракторист первейший был, а теперь на бутылку у таких как ты прошу! – багровел лицом и дрожал руками Венька.

– Веня, Веня! Успокойся! Мы ж с отцом твоим вместе воевали.

– Воевать-то воевали, да лег он там под Москвой, а мы-то с тобой вот тут живые, хер с ним, что я без ноги! Я еще докажу всем и на трактор сяду!

– Вот и хорошо, Веня! – встрял завгар, – Как только с бутылочным делом закончишь, так мы с тобой чего-нибудь придумаем без всяких комиссий.

– Ну, спасибо и на этом! – заскрипел зубами Венька. И разжав кулак, омертвелым взглядом глядя на скомканные деньги, властно приказал, – Слышь, Кузьмич, потопали душу приводить в порядок, а то ведь, ей-бо, один оприходую!

– Чичас, тако акту подмахну и мигом с тобой, Веня! – засуетился тот.

– А дежурство? – напомнил ему завгар.

– А дык, я только сменился, слободный до завтрева. Силантьич! Иде тут крестик поставить на документе.

– Тьфу ты! С твоим крестиком, иди, тут роспись нужна. Крестик… – забурчал завхоз.

Мужики и бабы хохотали:

– Глянь, магарыч сорвали, а как дело до подписки дошло – крестиком расписаться.

Завхоз молча протянул акт завгару.

– Да пусть сначала народные массы подписывают – им веры больше, – задумчиво ответил завгар, глядя на мычащую корову.

Подписали акт несколько мужиков, а бабы боком и ушли незаметно. Осталась только бойкая на язык Кудриха. Она подержала в руках карандаш и съязвила:

– А курица не птица – баба не человек, не поверят мне!

– Да ты че? – смутился Силантьич.

– А ни че, через плечо! Сам вылезешь, не впервой. Моим ребятишкам жрать нечего, а твоя баба вчерашние щи на помойку выливает. Вот чего! – И она сунула ему огрызок карандаша, бойко зашагала по дороге.

– Вот те раз! – вконец смутился завхоз.

– Не озлобляй народные массы, а то ими же и бит будешь, – как-то по-библейски сказал завгар, подписывая акт.

– А может, здесь ее оставим? А, Васильич! – просяще, чуть не плача выдавил завхоз, – Все равно, через час другой пропадет животина.