Судьба китайского Бонапарта

12 сентября 1932 г. на расширенном заседании работников партийных, правительственных и военных учреждений в Ухане Чан Кайши говорил: «Если требуют несправедливого уменьшения квартирной платы, лишающей домовладельцев всякой прибыли, из-за чего у них отпадает желание вкладывать капитал в жилищное строительство, или же требуют несправедливого увеличения заработной платы, непосильного для капиталистов и вынуждающего их закрывать свои предприятия, то такие требования расшатывают экономическую основу общества. Мы считаем это недопустимым. Я хочу, чтобы наша партия и правительство обратили особое внимание на эту сторону дела, чтобы с максимальной быстротой проводить необходимую экономическую политику».

Сам Чан и его помощники могли позавидовать реальным результатам «шаньсийского эксперимента», осуществленного Янь Сишанем. Здесь в качестве важнейшего налога использовался поземельный, от которого центральные власти отказались в пользу провинций. Главным же в налоговой политике стало то, что основную его тяжесть пришлось взять на себя богатеям, имущим слоям населения. Губернатор распространял займы среди крупных землевладельцев, поднял налоги на торговые сделки, получал доходы и от опиумной монополии. Накопления позволяли вкладывать больше средств в развитие промышленной и торговой инфраструктуры. Критики обвинили Янь Сишаня в «большевизме». «Шаньсийский эксперимент» приводил к элитарному обособлению провинциальной военной и административной бюрократии, к росту амбиций самого губернатора, мечтавшего занять место в когорте национальных лидеров. Нечто подобное «шаньсийскому эксперименту» было в некоторых мероприятиях Чан Кайши, когда он начинал «кампании» по борьбе с коррупцией.

За казнокрадство Чан наказал немало высокопоставленных деятелей, но семейства Сун и Кун, доказавшие преданность генералиссимусу, процветали. В простом народе пользовалась популярностью пословица: «Ловишь разбойника, так сперва лови главаря!» Многие участники революции, боровшиеся под знаменем Сунь Ятсена, оказались морально опустошенными, использовали свои посты для бессовестного обогащения, для обеспечения своим близким прибыльной синекуры.

Семейные связи цементировали высший слой гоминьдановской элиты, взявшей в свои руки контроль над экономической жизнью страны и оказавшейся выше любых законов и уставов. Этот контроль распространялся на ключевые отрасли — финансы, промышленность, транспорт, внешние связи. Сун Цзывэнь в начале 30-х годов занимал пост министра финансов, вице-президента Исполнительного юаня (1928–1931 гг.), президента Исполнительного юаня (1932–1933 гг.), управляющего китайским банком (1930–1933 гг.). Ловко действуя в сфере финансов, он умножал свое состояние, вкладывал собственные капиталы в предприятия, расширяя сферу своего бизнеса, приобретал фешенебельные отели. Прямой потомок Конфуция (75-е поколение) Кун Сянси занимал влиятельные посты: министра труда, торговли и промышленности (1927–1930 гг.), министра промышленности (1930–1932 гг.), управляющего китайским банком (1933 г.).

Проникновение родственников и ближайших друзей на ведущие государственные посты стало важной чертой движения Китая к чанкайшистской диктатуре. Это было царство чернозубатых, свинорылых, трехголовых, черноногих и многих других персонажей, которых китайские прозаики находили в древней мифологии и использовали для иносказательного описания нравов современного им Китая. Благодаря же деятельности пропагандистского аппарата глава Гоминьдана изображался мудрым, могущественным, заботящимся лишь о благе народа.

Американские дипломаты информировали в январе 1934 г. госдепартамент: Гоминьдан бессилен из-за разобщенного и слабого руководства. Они сравнивали его с полностью разломанной рисовой лепешкой. Губернаторы ряда провинций на Северо-Западе действовали независимо от Нанкина, тамошние милитаристы относились к гоминьдановскому центру со свойственным им цинизмом. Каждый из милитаристов был озабочен прежде всего тем, как бы сохранить свою армию. Были случаи, когда милитаристы выводили свои войска из боя, отказываясь от лавров победы над какой-либо японской группировкой. Зачастую это можно было наблюдать на границах провинций, когда каждый ожидал большего вклада в военные действия от своего соседа.

Американский дипломат Джонсон не скрывал своих опасений. Китай «никогда не был в большей, чем сейчас, опасности перед лицом внешнего вторжения». В чем Китай нуждается, ядовито иронизировал Джонсон, так это в руководстве с иной квалификацией, нежели у «обычного бандитского лидера». Эта страна «нуждается не в западных советах, не в западных деньгах, а в компетентном руководстве, способном навести порядок в своем доме»[51].

Чан Кайши стремился показать: настала пора общественного прозрения. Велико было желание выступить в роли радетеля за чистоту нации, за ее моральное очищение.