Судьба. Книга 1

— Ну, пет уж! — вскричал Нурмамед. — Правда не собака, ей уши не обрубишь! И если вы того захотели, я вам скажу, что не правду вы защищаете, а её двоюродного брата. По желанию Бекмурад-бая вы готовы не только парня с девушкой погубить, но и тысяче людей жизнь отравите. Для вас это не труднее, чем ишака погонять. Вот, где ваша правда!.. Ну, что ж, не хотите венчать, будьте свидетелями. Мы найдём человека, который не носит белой чалмы и полосатого халата, он ходит в простых чарыках[84] и старом чекмене, на умеет венчать.? Моего племянника и его невесту соединит не ишан, не ахун или мулла, а простой человек.

— Ваш племянник — подлый вор! — зло выкрикнул Бекмурад-бай. — Он увёл дорогих коней, которые стоят сотню туманов, знайте это!

Нурмамед немного смешался. Сам он за всю свою жизнь не взял чужой щепки. Обвинив Берды в воровстве, Бекмурад-бай косвенно обвинял и Нурмамеда.

Ишан оживился, поднял голову.

— Священный коран указывает: «Вору и воровке отсекайте руки в воздаяние за то, что сделали они, в назидание от бога»!

— Зачем же руки! — сердито сказал Нурмамед. Кони никуда не делись. Вон они стоят ваши кони, в конюшне. В целости и сохранности стоят. Заберите их. Если потребуете плату за то, что их использовали, мы заплатим. Если найдёте, что кони исхудали, загнаны, никуда не годятся, мы возместим вам их полную стоимость, хотя, по правде говоря, их хоть сейчас на скачки. Но мы заплатим, мы согласны заплатить сразу, пока вы ещё не уехали, называйте вашу цену.

— Конечно, заплатим!

— Со всех дворов деньги соберём!

— Сколько скажете, столько и будет! — поддержали Нурмамеда односельчане.

— Не думайте, Бекмурад-бай, что мы упрямы, как ослы, — снова заговорил Нурмамед. — Мы не соглашаемся только с ложью, а правду мы признаём любую, самую неприятную для нас признаем, если она правда.

Поперхнувшись от поспешности, ахун сказал:

— Не всю правду… кха-кха-кха… не всю правду признаете… О конях вам… кха-кха-кха… возражать было нельзя… Кха-кха… Фу ты, господи… С конями вас Бекмурад к стенке припёр. А вот племянника вы зря оправдываете… кха-кха… Он вор и проходимец, защищая его… кха-кха-кха… вы перед шариатом грешите!..

Глядя на зашедшегося в кашле ахуна, Нурмамед угрюмо сказал:

— Перед правдой я не грешу, а в тонкостях шариата не разбираюсь.

— А вы знаете, что такое правда! — съехидничал ишан.

— Очень даже знаю.

— Объясните, пожалуйста, и нам.

— Что моя совесть принимает, то и есть правда.

— А совесть народа вашу правду примет?

— Моя правда — общая правда. Её все примут.

Аульчане согласно закивали.

— Одна правда!

— Принимаем правду Нурмамеда!

— Вы называете моего племянника вором. Бекмурад-бай не обеднел оттого, что у него увели лошадь. — Но я не оправдываю Берды, хотя он воспользовался чужим конём только ради своего спасения и мы бы так или иначе всё равно вернули коней хозяину. Однако объясните мне, почему человек, укравший коней, называется вором, а человек, укравший и опозоривший девушку, — только баем? Почему бая нужно хвалить за удаль, а юношу, спасающего свою любовь, надо изгонять и убивать? Чем виноваты молодые? Только тем, что полюбили друг друга без вашего согласия? Где же вы, почтенные святые старцы, видите правду, где ваша справедливость? Если бы её можно было найти в любом месте, Берды не поехал бы из Мары искать её в Ахале. Правда у того, у кого сила. Вот какая она, ваша правда, почтенные ишан-ага и ахун-ага.

Бекмурад-бай встал.

— Я вижу, что мы зря теряем время. Здесь сидят глухие люди, которые не прислушиваются к голосу рассудка. Когда к людям обращаются такие авторитеты, как ишан-ага и ахун-ага, мирятся даже кровные враги. Но тот, кто не оказывает, почтения другим, сам не должен ждать почтения. Осла молитвами не потчуют, его палкой бьют!.. Пойдёмте отсюда, почтенные. Завтра эти упрямцы сами под прикладами винтовок погонят своих «гостей» к приставу… Идёмте. Здесь нам больше нечего делать.

— Когда умолкает разум, начинают звенеть мечи, — пробормотал ахун, тяжело поднимаясь на ноги.

Вели-бай за всё время так и не проронил ни слова.

* * *

Соблюдая традиционность обряда, молодых обвенчали. В селе нашлись дутаристы и бахши, веселье продолжалось целую ночь, лишь утром наступило затишье. А к полудню прискакал одни из родственников Нурмамеда с плохой вестью:

— Бекмурад-бай с джигитами едет! И полицейские с ними! Они хотят арестовать Берды и увезти невестку, — своими ушами слышал!

Огульнур заметалась.

— Господи, где же отец? Такое время, а его нет… Кто его видел? Куда он пошёл?.. А ну, мальчики, бегите, разыщите его немедленно!

Ей казалось, что Бекмурад-бай с полицейскими уже подходят к дому, и она бестолково металась, всплескивая руками и хватаясь то за один предмет, то за другой.

Панику поддержал старый дед. Трясясь всем телом, он кричал:

— Где Берды? Где внук? Пусть бежит!.. Ах! Какое несчастье… Ребята, седлайте копя! Я сам увезу внука в пески… Ай, горе какое!..

Огульнур тоже кинулась к племяннику.

— Беги, дорогой, дед правильно говорит. Беги, не попадайся им в руки!

Её поддержали остальные женщины, собранные тревожной вестью.