Судьба. Книга 1

— Замолчи! Вот уж правильно говорят, что верблюд ишачий рёв за рык барса принял! Причём туг богатство! Те, кого высылает к нам царь, хотят, чтобы все бедняки богатыми стали, чтобы каждый и землю имел, и верблюдов, и воды на полив, сколько надо…

— Правильно, люди!

— Таким любому мусульманину не грех помочь.

— Конечно! Бедняки в ссылке маются, а дома детишки голодные плачут…

— А кто поможет? Ты поможешь?

— Я? Я бедный человек…

— Тогда помолчи лучше, помощник!..

— Чего вы спорите! — сердито сказал продавец паса. — Не ссыльный этот русский. — Это — местный русский. Мастером работает на тех машинах, что орошают поля Эгригузера. Он и родился, говорят, тут. Сын десятника на плотине Эгригузера. Сергеем его зовут. А товарищ его, Клычли, тоже при машинах работает, арбакешем. Чёрное масло для иих из города возит.

Не став слушать дальнейший разговор, хотя он и был очень интересным, Мурад-ага заторопился к «площадке батраков». Неподалёку от неё он обогнал задержавшихся Сергея и Клычли. Клычли поздоровался со стариком и, когда тот отошёл, объяснил своему спутнику: «Это отец той девушки, что Бекмурад-бай увёз». «Голову бы ему свернуть, как курёнку, твоему баю и всем подобным», — пробормотал в ответ Сергей.

Мурад-ага просидел довольно долго и уже подумывал о том, что, видно, придётся не солоно хлебавши домой возвращаться, когда к нему подошёл рослый, длинноногий, черноусый джигит с ковровым хурджуном под мышкой.

— Хочешь наняться, отец?

— Хочу, сынок… Нужда моя хочет… — вздохнул Мурад-ага.

— А ты случайно терьяк не куришь? — Что-то очень ты бледный.

— Нет.

— Подозрительный у тебя вид, — гнул своё черноусый. — Наверно бегаешь по ночам в курильню, а а по утрам ходишь, как больной.

— Если так думаете, ищите себе другого работника! — не сдержался Мурад-ага.

К ним подсел сутулый белобородый старик в небогатой одежде.

— И ты здесь, Чары? Работника хочешь нанять?

— Здравствуйте, уста-ага[91]… Да, Бекмурад просил подыскать. Хотел вот этого яшули нанять, да уж очень вид у него… доверия не внушает. Подозреваю, что терьяк покуривает потихоньку, хотя мне и не признается.

— Не похоже, чтобы курил. Но всё равно тебе, Чары, нужен молодой, здоровый парень, чтобы день бегал — не уставал. У вас ведь работы много.

— Верное ваше слово, уста-ага, хозяйство у нас большое. Спасибо за совет. Пойду, пока не поздно, поищу другого работника.

Уста-ага опустился на корточки.

— Как вас зовут?

— Мурадом зовут.

— Хорошее имя… Семья есть?

— Есть.

— Село ваше где?

— Село наше в нижней стороне.

— Назовите наиболее известных в селе людей.

— Сухан-бай. Мы его Суханом Скупым называем. Арчин Мерел…

— А-а-а… так вы из села Мереда? Очень хорошо… А почему у вас лицо бледное, болели, что ли?

— Да, долго болел, — вздохнул Мурад-ага. — Совсем недавно поправился.

— А какой табиб вас лечил?

— Никакой. Бедный я человек, нечем табибу платить.

— Так… Ну, ничего, бог даст, поправитесь совсем. Если хотите, я могу вас нанять. Работы у меня немного: всего три танапа земли да скотина кое-какая. Будете на земле. Больше ничего вам поручать не стану. Скотина только… Зовут меня Аннагельды-уста. Наверное, не слыхали, не такой уж я известный человек… По серебру работаю, делаю женские украшения, продаю на базаре. Батраков у меня до сих пор не было… Сын был, да аллах прогневался, помер сын, а мне скоро седьмой десяток стукнет, трудно одному. Вот и решил нанять… Да, смерть не щадит никого…

— Эх, уста-ага, — сказал Мурад-ага, — не знаю, что лучше: жизнь или смерть, но молодому, конечно, не следует умирать. Ранняя смерть тяжела, хотя иной раз и подумаешь, что лучше уж умереть, чем так жизнью мучиться.

Аннагельды-уста проницательно посмотрел на своего немолодого работника, хотел что-то сказать, но промолчал. Сговорились они за шесть туманов, пару верхней и две пары нижней одежды в год. Это была не ахти какая богатая плата, но частенько платили ещё меньше, а белобородый уста казался приветливым и добрым человеком.

Дорога маленьких — узка

Абадан выдали замуж два года назад. Она была младшей в семье и, прощаясь с ней, мать постоянно сетовала, что теперь они со стариком остаются одни. Однако, прожив с мужем положенное время, молодая женщина вернулась под родительский кров и до сих пор ждала, когда муж выплатит оставшуюся часть калыма.

Тяжёл этот нелепый обычай, особенно когда любишь, — а здесь был редкий случай замужества по любви, — но Абадан не утратила своей врождённой приветливости и жизнерадостности. Характером в свою ласковую, добросердечную мать, она, как пахучий цветок — пчёл, собирала вокруг себя девушек и молодух. К ней с вязаньем и другим рукодельем приходили подруги посудачить и пошутить, как правило, к их весёлому кружку присоединялись и те, что приходили к мастеру заказать какое-либо украшение из серебра.