Судьба (книга четвёртая)

— Её самую. Вспомни, как в лесках под Байрам-Али милиция банду настигла. Тоже ведь ни один из бандитов живым не сдался. Тогда ещё командира отряда в жестокости обвинили — пленных, мол, не берёт. Думается, не он виноват был. Один случай — это случайность, две случайности — это уже система. Пять вьюков винтовок и боеприпасов там взяли, а винтовки-то английские были. Вот и разумей, где у лисы уши, если она с дерева каркает.

— Разумею, — сказал Черкез-ишан. — Я теперь убеждён, что Бекмурад-бай припёрся неспроста, убеждён, что он заранее знал об этой банде и, может быть, даже связан с ней.

— Убеждённость — штука полезная, ишан-ага, но это ещё не факт… Завари-ка чайку, пожалуйста.

— Ты лично с Берды говорил?

— Нет, он уснул после перевязки, будить нельзя было. С другими ребятами потолковал.

— Может, я тоже схожу, поговорю?

— Успеется. Разговорами сейчас дела не поправишь. Вернётся отряд из песков, тогда и будем решать.

— Ты что, хочешь, чтобы в больнице ещё один умирающий от жажды прибавился? Где у тебя заварка?

— Сейчас, сейчас будет тебе чай, погоди умирать… Слушай, а ей… женщинам то есть, им — сказать?

Клычли раздумчиво посмотрел на Черкез-ишана, бросил окурок в арык, сплюнул и сказал:

— Думаю, не стоит. Без нас, придёт время, узнают.

— Думаешь, не обидится она… то есть — они?

— Ну, коли есть у тебя причина сомневаться, тогда можешь сказать. В конце концов шалдыр для дома — не подпорка, когда опорные столбы подгнили. Однако в жизни случается всякое — можно выплыть, и за тонкую тростинку держась. Так что поступай, как сам знаешь, я тебе в этих делах не советчик.

— Пожалуй, не скажу, — подумав, решил Черкез-ишан и стал заваривать чай.

* * *

Торлы в белом халате, наброшенном поверх лёгкого чекменя из тончайшей выделки шерсти, пробирался по больничному коридору, поочерёдно заглядывая в каждую дверь. Иногда он задерживался, всматриваясь в раненых, иногда, чуть приоткрыв дверь, сразу же захлопывал её и шёл дальше.

Заглянув в последнюю палату, расположенную б самой глубине коридора, он собирался было уже прикрыть дверь, как увидел, что единственный находящийся в ней человек не спит, как показалось вначале, а упорно смотрит из-под бинтов. Торлы, словно его ударили б грудь, отшатнулся назад, тут же устыдился своей слабости и вернулся в палату, ступая на цыпочках и улыбаясь.

Раненый продолжал смотреть молча и упорно. Торлы перестал улыбаться, присел рядом.

— Жив-здоров, Берды-джан? Поправляешься? Даст бог, быстро встанешь на ноги.

— Сядь., дальше, — негромко, с трудом произнёс Берды.

— Дальше? — Торлы округлил глаза. — Почему дальше?

— Ты ведь… пришёл убить меня… задушить?

— Что ты, что ты! — замахал руками Торлы. — Не узнаёшь меня, что ли? Я Торлы!

— Узнаю тебя, Торлы… я тебя очень… хорошо узнаю.

— Вот и прекрасно! Навестить тебя пришёл!..

— Не навестить ты пришёл, Торлы, — голос Берды постепенно креп. — Ты пришёл проверить… проверить, попал ли, куда целился… не мимо ли твои пули пролетели…

— Опомнись, Берды! Не стрелял я в тебя!

— Стрелял… не мог не стрелять… упустить такой случай. Проверяй — все три твои пули попали в цель… А только не помру я, Торлы… зря надеешься, не помру!

— Не говори так, Берды, не обижай! Навестить тебя пришёл, о здоровье проведать!

— Ладно. Если навестить, то возвращайся с радостью: очень хорошо себя чувствую. Понял, Торлы? И тому, кто тебя подослал, передай: очень хорошо себя Берды чувствует! Скоро, мол, встанет, рассчитается. Понял?

Берды сделал попытку привстать, но не смог, и, сдерживая стон, потянул на лицо простыню, закусил её край зубами.

— Уходи, Торлы… готовься к расчёту…

— Бредишь ты, однако! — с сердцем сказал Торлы.

Вошедшая санитарка выпроводила его. Он стряхнул ей на руки халат и, не слушая, что она возмущённо говорит ему вслед, потопал по коридору, — подальше от этого сумасшедшего Берды!

На улице от сумеречной полутьмы дерева отделилась плечистая фигура, шагнула навстречу.

— Что задержался так?

— Понимаете, Бекмурад-бай, этот шайтаном тропу-тый утверждает, что я в него стрелял! — Торлы ещё не пришёл в себя. — Как будто я в песках был с…

— Кто утверждает?

— Да этот… Берды, кто же ещё!

— А-а… Успеешь ещё выстрелить в свои черёд. Доктора предупредил?

— Предупредил. Но Аманмурада здесь пет!

— Знаю уже. Был от него человек… Садись!

Торлы сел в фаэтон, Бекмурад-бай взял в руки вожжи и хлестнул по коням, фаэтон мягко запрыгал по мостовой своим «резиновым ходом». На окраине города они прихватили дожидавшегося их молчаливого человека с докторским саквояжем в руке.

Короткие сумерки не успели примериться, как наступила полная, безлунная тьма. Лошади бежали ровной спорой рысью, фаэтон немилосердно трясло по бездорожью — не помогал даже «резиновый ход». Бекмурад-бай чёрным валуном глыбился на облучке. «Волчьи глаза у него, что ли? — удивлялся Торлы. — Как видит, куда направить надо?.. Жуткая ночь, прямо как в ад едем».

Впереди показались далёкие огоньки — бледный отблеск адских печей. Если судить по ним, аул был довольно разбросанным. Из синей тьмы выплыл большой холм. Бекмурад-бай остановил лошадей.