Судьба (книга третья)

— Ай, зачем ему на старости лет нужна молодая жена?

— Посмотрим, что вы, уважаемый, скажете, когда сами постареете.

— Я своих жён на соль сменяю.

Однако за шутками крылась тревога. Собравшиеся просидели до поздней ночи. Потом те, что жили рядом, стали расходиться по домам, пришедшие издалека улеглись спать у Вели-бая.

На следующий день в центре аула стали собираться люди на выборы комитета. Это было ново и необычно, поэтому пришли даже те, кто обычно в подобных случаях предпочитал отсиживаться дома. Но ведь раньше арчи-нами избирали богачей, а теперь главой аула должен был стать бедняк! Люди возбуждённо переговаривались, поглядывали на арбу, возле которой стояли несколько стариков, аульный писарь и Аллак — местный житель, ныне являющийся представителем городских властей, а в глазах аульчан — Советской властью.

Собрание открыл Аллак. Он взобрался на арбу и попросил внимания. Шум стих быстро — всем было интересно, кого им предложат в новые, советские арчины.

— Товарищи! — сказал Аллак. — Я обращаюсь к бедноте, к тем, кто всю жизнь батрачит, к дайханам-середнякам! Мы собрались здесь, чтобы выбрать себе новую аульную власть. Это будет не арчин, не один человек, а несколько — сельский комитет. Арчины всегда держали руку баев, купцов, ишанов и прочих дармоедов, комитет же будет оказывать помощь тем, кто трудится — беднякам, наёмным рабочим, середнякам. Поэтому вы не должны выбирать тех, кто поддерживает баев. Нужно избрать люден, самих испытавших, что такое бедности. Вы должны понять, что государство большевиков — это государство трудового народа и управлять им должен трудовой народ.

— Разве теперь нет государства баев? — крикнул кто-то из толпы.

— Нету! — ответил Аллак.

— А налоги баи тоже не станут платить?

— Налоги будут платить вдвое больше, чем бедняки.

— Как-то непонятно получается. Если государство — бедных, значит и налоги должны платить только они.

— А когда было государство баев, разве бедняки не платили налогов? — рассердился Аллак. Успокоившись, продолжал: — Речь сейчас не о налогах идёт, а о выборе комитета.

— До каких пор будет комитет существовать? — не унимались в толпе. — Пока чернорубашечники не придут?

— Пусть не беспокоят вас ни чернорубашечники, ни англичане. Их баям ждать надо, а не вам. Сто лет ждать! Но сто лет ни один бай не проживёт, даже самый толстый.

По толпе прокатился смешок — люди оценили шутку. Однако делу это не помогло. На предложение называть имена тех, кого аульчане хотели бы видеть в своём комитете, люди сперва отмалчивались, с сомнением поглядывая друг на друга. Потом толпу словно прорвало — имена кандидатов посыпались, как горох из прохудившегося мешка. Поначалу могло показаться, что всё идёт, как надо — не было названо нм одного имени знатного бая или богача. Однако на проверку вышло, что почти все названные являлись либо родственниками баев, либо людьми, так или иначе связанными с богатеями. Видимо, сказывалось веками внушаемое презрительное отношение к бедноте. Даже сами бедняки и те не называли кандидатов из своей среды.

И всё же в список попало несколько бедняков. Среди них был бездомный и безземельный человек, который всю жизнь нанимался батрачить к баям. Опасаясь, как бы его не исключили, Аллак обратился к собравшимся:

— Люди, в списке избираемых в комитет есть и Джума. Вот он стоит перед вами, все вы его хорошо знаете.

Скажите, причинил он кому-нибудь из вас зло? Обидел кого-нибудь?

— Без рогов осёл, а то бы всех забодал!

— Врёшь! — гневно крикнул Аллак. — Джума не потому смирен, что власти у него нет, а потому, что понимает добро и зло, жалеет людей! Если все в комитете будут такие, как Джума, никто из дайхан не увидит от комитета обиды. Высказывайтесь, люди! Кто хочет сказать что-нибудь о Джуме?

— Что о нём говорить? Нанимался раньше, пусть и дальше продолжает наниматься!

— У него и коня нет, чтобы по аулу ездить!

— Он на осле будет ездить!

— А осёл есть у него?

— На осле много налогов не соберёшь!

— Ай, черепаха на дерево не влезет — голодранец ханом не станет!

— Не хотим Джуму!

— Пусть Джума будет кемтет!

— Взялась собака ковёр ткать — только клочья от пряжи полетели! Яшули пусть кемтет будут!

Высказываться никто не хотел. Каждый выкрикивал с места что ему заблагорассудится. Голосовали тоже нерешительно, с оглядкой на соседа, преимущественно на богатого соседа. Если он поднимал руку, тянули вверх растопыренные пятерни и окружающие, сидел нахохлясь — они тоже помалкивали.

После сходки многие крупные богатеи аула завернули к Бекмурад-баю. Они были радостно возбуждены.

— Кемтет не выбрали! Завтра снова собираться будем! И ты приходи. На этих выборах до тебя никому дела не будет — каждый кричит что хочет. Людей всех можно на нашу сторону перетянуть.

В последнем Бекмурад-бай усомнился, однако на выборы пошёл. Ему не повезло. На этот раз помогать Аллаку приехали из города Клычли, Сергей и Черкез-ишан. Клычли сразу заметил Бекмурад-бая. Он протянул в его сторону руку и громко сказал:

— Вам, Бекмурад-бай, на этом собрании делать нечего. Можете возвращаться домой!