Судьба ликвидатора (СИ)

В ответ женщина резким движением освободила свою руку.

— Знаешь, Богдан, тебе здесь здорово забили голову пропагандой. Конечно, в мире нет идеального общества, но у вас здесь, в Советском Союзе, можно задохнуться от всеобщего рабства, серости и тотального дефицита. Поэтому передай своим начальникам, что я БУДУ рожать, — она сделала ударение на предпоследнем слове, — и буду рожать только в Германии, потому что не доверяю вашим коновалам. А как жить нам дальше, решать тебе, ты мужчина и ты должен принимать ответственное решение. Мою позицию ты знаешь.

В этот вечер они впервые серьезно повздорили и последующие два дня не разговаривали.

* * *

На третий день они помирились, однако в их отношениях образовалась невидимая трещина, которая круто изменила их последующие отношения. Богдан, как и прежде, старался оставаться с Инге заботливым и любящим мужем, периодически дарил ей цветы и даже по утрам готовил кофе, однако с ее стороны он перестал ощущать былое тепло и открытость. Хотя, именно в тот момент, ему, как никогда нужны была поддержка со стороны любимой женщины. Через неделю после беседы с начальником курса, Богдан так и не дал ему ответ относительно того, будет ли Инге прерывать беременность или нет. В свою очередь руководитель курса больше и не настаивал. Просто в один из учебных дней дежурный офицер сообщил Сташинскому, что его подготовка временно приостановлена до особого распоряжения. Это был первый сигнал к тому, что в его карьере, как нелегала-ликвидатора, начались серьезные проблемы, а точнее крах. Ему очень хотелось поговорить об этом с Инге, потому что никого ближе и роднее у него на тот период не осталось. Однако, после ссоры Инге совершенно перестал волновать внутренний мир мужа, она все чаще и чаще замыкалась в себе, порой даже не слыша, когда к ней обращался Богдан. Сам он неоднократно стал заставать ее дома со слезами на глазах или просто в раздраженном состоянии. Инге списывала изменения в своем настроении на беременность, однако Сташинский понимал, что женщина ждет от него не столько заботы и ласки, сколько ответственного поступка, на который он никак не мог решиться. По сути, он оказался на распутье, нужно было сделать очень ответственный выбор, пожалуй, самый главный выбор в своей жизни. Он по-прежнему любил Инге и с нетерпением ждал рождения их ребенка, но вместе с тем, дальнейшая жизнь, вне КГБ, теряла для него всякий смысл. Десять лет службы в органах госбезопасности сделали свое дело. Богдан перестал чувствовать себя живым человеком, он стал частью сложного механизма, который не мог функционировать вне отлаженной и работающей системы.

ГЛАВА 23

Через месяц полного неведения на службе и отчужденности в семье Сташинский не выдержал и записался на прием к Шелепину, но тот не принял его, а поручил провести беседу с опальным ликвидатором одному из своих заместителей.

* * *

Уже второй час Богдан сидел в приемной генерала КГБ. Периодически в кабинет заходили на доклад начальники различных уровней, совершенно не обращая внимания на сидевшего в углу Сташинского. Молодой капитан, исполняющий обязанности то ли секретаря, то ли адъютанта, демонстративно не замечал Богдана, подчеркивая всем своим видом особый статус доверенного лица одного из руководителей такого ведомства. С выражением лица серьезного чиновника, преисполненного чувством собственного достоинства, он листал журнал «Огонек», периодически бросая взор на свое отражение в зеркале, висевшем напротив.

Когда в приемной никого не осталось, Богдан все же обратился к нему:

— Меня, вообще-то, сегодня примут или нет?

Капитан оторвал взгляд от журнала, но не посмотрел на Сташинского, а огляделся по сторонам, как будто не услышал вопроса, а только отвлекся на непонятный звук, прозвучавший откуда-то извне.

— Я спрашиваю, меня примут сегодня или нет? — более настойчиво повторил свой вопрос Богдан.

Наконец, уловив источник непривычного шума, секретарь посмотрел на посетителя, а точнее на его ноги и, выдержав театральную паузу, вяло буркнул: «Ждите» и вновь уткнулся глазами в «Огонек».

Ближе к вечеру, когда рабочий день уже подходил к концу, наконец, раздался телефонный звонок.

— Слушаю, Владимир Яковлевич, — неестественно радостно и бодро воскликнул офицер, называя генерала по имени-отчеству, тем самым, демонстрируя посетителю свое привилегированное положение. Затем, бросив пренебрежительный взгляд на Сташинского, почти сразу ответил, — Так точно, Владимир Яковлевич, ждет Вашего вызова.

Положив трубку на рычаг, его лицо вновь приняло чванливое выражение. Он размяк в кресле и, не глядя на Сташинского, произнес:

— Владимир Яковлевич ждет вас.

Богдан вошел в генеральский кабинет. Его хозяин сидел за столом и, скрестив пальцы рук в замок, пристально смотрел на Сташинского в упор.

— Товарищ, генерал,… — попытался доложить о своем прибытии Богдан, но не успел.