Судьба моя сгорела между строк

«В поэме есть одна лишь сцена в отрыве от действия — эта сцена в Академии наук 180 лет тому назад, когда гениальный Ломоносов негодует и жалуется на отсутствие интереса к науке среди академиков, на косность двора и царицы, которую он никак не может уговорить построить стеклозавод.

Дальше действие снова переносится в наши дни на Гуту. Маленький заводик соревнуется с лесопилкой, победить ее по линии изобретательства он мог бы, если бы то, что изобрел Степан Кругляков, не оказалось термосом, уже изобретенным 40 лет тому назад. Это большая неприятность и для завода и для страстного изобретателя. Недостаток знаний мешает ему развернуться во вар ширь, но тут неожиданно приходит удача. Сделанная им бутылка оказалась из небьющегося стекла. За ним приезжают из города, требуют выкладок, — изобретение Степана побивает мировой рекорд. Рядом с заводиком Ломоносова вырастает новый гигант, стеклозавод. Вот содержание поэмы. Она разбита на сцены, сцены на кадры. О своей работе подробнее скажут режиссер т. Абдулов и автор тов. Тарковский.

ТАРКОВСКИЙ. Материалом мне послужили наблюдения над работой небольшого (полукустарного) стеклозавода Нижегородского края. В интересах цельности композиции мне пришлось перенести основное действие на стеклозавод вблизи Ленинграда; этого потребовало введение в сюжет фигуры Ломоносова, как устроителя опытного стеклозавода под Петербургом во второй половине XVIII века. Композиция почти целиком написана пятистопным нерифмованным ямбом: мне казалось, что этот стихотворный размер, одновременно «разговорный» и лирически напряженный, наиболее радиогеничен и облегчает создание синтетического радиообраза.

В лице Круглякова я хотел показать нового человека, для которого радостный, творческий труд является смыслом жизни».

Радиопьеса была вполне невинна — рабочий изобретает способ изготовления небьющегося стекла. Однако рапповские критики осудили автора за мистицизм — в пьесе звучал голос Ломоносова. В радиожурнале «Говорит СССР» (№ 4, 1932) появилась статья Тимофеева «Ошибки, на которых учатся» — выступление на обсуждении «Стекла» в радиостудии завода «Авиаприбор» 15 января. Пришлось Тарковскому еще раз расстаться с государственной службой.

И опять помогает Г. А. Шенгели, который в начале тридцатых годов стал работать в «Гослитиздате» в отделе литературы народов СССР. Он приглашает работать над переводами поэзии как известных поэтов, так и молодых — талантливых, но не печатающихся.

В шутливой дарственной надписи Георгию Аркадьевичу на книге переводов стихов азербайджанского поэта Микаэля Рафили (1936 год) Тарковский напишет: «…Но спас меня от бед — Шенгели».

Начинается для Тарковского многолетняя работа над поэтическими переводами…

Арсений Тарковский за работой. Начало 30-х годов